Creative Writing School - Пашня. Альманах. Выпуск 4

Гордость не позволила просить у вахтера взаймы, так что пришлось снова идти пешком. Метель в голове улеглась, не успев разыграться – Егор как будто функционировал в энергосберегающем режиме, выжидая, пока ситуация обретет определенность, и он сможет составить четкий план что делать и как теперь жить.

У него всегда был план, а на случай, если что-то пойдет не так, непременно имелся запасной. Еще подростком Егор четко понял, что без хорошего плана ему в жизни ничего не светит – и принялся работать. Выбрал профессию, которая казалась хлебной, окончил школу, сделав упор на необходимые для поступления в сильнейший вуз города предметы. Сразу поступить не вышло, и Егор спокойно отправился служить, зная, что институт имеет добрые отношения с военным комиссариатом, и поддерживает отдавших долг Родине. Через год он был зачислен, получил место в общежитии, перебрался в город и сразу нашел работу – его карьере в «Горстроймонтаже» ближайшей осенью должно было исполниться пять лет. Учился не слишком прилежно, но в целом неплохо, лучше многих, выручал быстрый ум и хорошая память. Много работал, накопившееся напряжение снимал в спортзале: сильнее стресс, мощнее пресс. Заработанное откладывал, копил на жилье. С девушками, когда в них возникала острая нужда, предпочитал действовать по программе подарок-ресторан-интим. Рассчитано и запрограммировано. В общем, неудивительно, что друзей у него не было. Егор относился к этому факту с грустью, но без драмы: он помнил поговорку «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Ровесники прожигали свои жизни, растрачивая время на посиделки и треп. Они хотели пива, выясняли отношения с девчонками, братались, дрались, шарились по клубам, фотографировались, лазали по крышам, искали денег или просто стреляли сигареты, сидя на деревянных трибунах общажного стадиона. Каждый раз, когда Егор проходил мимо, голоса смолкали и смех прекращался – чтобы взорваться снова, когда Егор отойдет на достаточное расстояние. Никто ни разу не попросил у него сигарету. Может потому, что все знали – он не курит.

Если бы он курил, возможно, что-то складывалось бы иначе. Возможно, он тоже проводил бы вечера за веселым трепом на заборе, не испытывал бы переутомления и не выходил бы на улицу спящим и раздетым. Не провел бы две недели в спецприемнике. А если и провел бы, то не попал бы в камеру для некурящих, не познакомился бы с Терезой, задержанным в ту же ночь. Тереза, как и Егор, бродил под утро по улицам, голым. Со свистком во рту, размахивая шваброй. На швабре раскачивались подвешенные за шеи плюшевые псы и коты. Тереза размахивал и свистел. Это был его протест против травли бездомных животных. Он хотел привлечь внимание, и у него получилось: на суде стало понятно, что акция попала в объектив камер местного новостного канала. Благодаря совпадению, Егора тоже сочли зоозащитником. Он не возражал. Наказание впаяли за компанию, максимальное: Тереза был злостным. Егор и здесь не возражал, понимал, что бесполезно.

Когда пропитанный потом и пылью Егор явился по названному ему адресу, уже начинало темнеть.

Это был частный дом на рабочей окраине города, где появиться на улице в тренировочных штанах и резиновых тапках не было признаком дурного тона. Ряды разноцветных заборов, асфальт разбит, тополя опилены. Ни людей, ни автомобилей. Тишина.

Забор был выкрашен в небесно-голубой. Калитка нараспашку, за ней дикий сад, и дом – небольшой, коренастый, кирпичный. На окнах решетки, дверь из железа. Смонтирована хорошо, отметил Егор. Света в окнах не было. Поискал звонок – не обнаружил. Подергал дверь – поддалась.

Егор заглянул в темный коридор. Где-то в доме ухал басами телевизор. Пахло краской, но не той, какой красят заборы – пахло как в школе, в кабинете, где проходили занятия по труду: фанерой, гуашью, клеем. Запах показался Егору тревожным – с кистью он не дружил.

Егор остановился в нерешительности. Постучал о косяк, раз, другой – никто не отозвался. Пройти в дом, означало напугать хозяев – решат, что их грабят. Может выйти скандал. Уйти – значит, ночевать на автобусной остановке… Уханье на миг прекратилось, и Егор решился: пригладил волосы, расправил плечи, и прошел по коридору вперед, туда, на звук. Увидел слева открытую дверь, за ней темную в сумерках спальню, большую кровать. Пустую. Из окна было видно калитку. Захотелось завалиться на эту кровать, да и уснуть: хозяева, обнаружив огромного спящего мужика, тихо вызовут полицию, и вопрос с ночлегом будет решен. Но так нельзя. Да и перед Терезой неудобно.