Лукерья Сайлер - Хорошо ли нам будет там, где нас нет? Роман в шести томах. Первый том. Эмма

– Он ждал от меня звонка. Утром снова уедет в командировку в Бийск. Жить будет в общежитии, где даже телефона нет, и я ему не смогу звонить, – развела Вика по-детски руками, всхлипывая.

– Смотри, как здесь красиво! Ты видела в Сибири сразу столько много роз в одном месте? В свете фонарей они совсем другие и на каждой клумбе разные, – сказал Эдуард, пытаясь отвлечь Вику от её грустных мыслей.

– Да, действительно, здесь красиво и дома в Германии очень красивые, везде чисто и много цветов.

– Германия – Родина наших предков. Вот, представь на минутку, как они жили здесь до того как переселиться в Россию.

– Плохо, наверное, жили, коль покинули Германию.

– Все те, кто хранят историю, говорят, что очень плохо. Переселившись на Волгу, только там им было хорошо. Если бы не война, и если бы их не выселили с Волги, то, может быть, мы с тобой сегодня не сидели здесь, всё было бы по-другому.

– Да, наверное. Сейчас в России происходит такое… что будет? Только не было бы войны, но что-то надвигается, так тяжело. Только бы не война.

– Да, ты права. Чем эта перестройка закончиться ещё не ясно. А там, в Саянске, где ты жила, тебе хорошо было?

– Да, у меня было счастливое детство. Я хорошо училась, меня любили учителя. Я занималась спортом – лыжами, у хорошего тренера – Юрия Генриховича. Это был необыкновенный, огромной души человек.

– Почему ты о нём говоришь «был»?

– Его сейчас нет в Саянске. Он немец и тоже уехал в Германию. Юрий Генрихович брал к себе в секцию всех, кто к нему приходил, не выбирая и не отбирая. Он ставил перед собой задачу сделать из детей, прежде всего, здоровых и крепких людей, а потом уж больших спортсменов. Я была хилой и очень болезненной до того, как начала у него заниматься, а потом забыла, что значит простуда, насморк, и научилась преодолевать трудности. Про него рассказывали, что в детстве он был очень больным ребёнком и не разговаривал до восьми лет. Когда начал говорить, то сильно заикался. Кроме этого, с ним произошёл несчастный случай, при котором он сломал несколько передних рёбер грудной клетки, и они срослись неправильно. Когда же я его увидела впервые, в свои двенадцать лет, то мне показалось, что красивее человека не бывает. У него были очень красивые большие глаза, тёмно-синего цвета, светло-русые волосы, атлетическая фигура и говорил он нормально, только делал паузу иногда между словами.

Преподаватель физкультуры нашего училища в Новосибирске, где я училась, Николай Степанович, однажды на уроке начал рассказывать об одном бывшем своём ученике, которым очень гордился. Он говорил о том, что имел возможность наблюдать за человеком, который превратился из хилого, больного и замкнутого мальчика (гадкого утёнка) в красивого, умного, общительного парня. Учитель восхищался его силой воли, силой духа. «Я очень уважал его и, по возможности, помогал, – говорил Николай Степанович, – но, когда Юра пришёл ко мне после окончания восьмилетки и сказал, что хочет поступать в индустриально-педагогический техникум, при этом не мог нормально выговорить название этого заведения из-за сильного заикания, я не поверил ему, что он может это преодолеть, сказал, что при всём уважении и при всём желании помочь, ничего для него сделать не смогу и впервые сомневаюсь в нём. В то время не лечили от заикания и с таким дефектом речи в педагогические заведения не брали. Я был его наставником, и моя поддержка, как учителя, и вера в него, наверное, сыграли в его жизни немалую роль. Это понимаю, из того как он относится ко мне сейчас: приезжая в гости к родителям в Новосибирск, непременно заходит и ко мне. Позже я понял, что для него значило моё сомнение в нём; представляю, что Юра думал тогда и что пережил, когда я не поверил в него впервые. Но и с этим он справился: пролечился в специальной Новосибирской клинике, где лечили от заикания. Вылечивались единицы и не на сто процентов. Он оказался единственным, который излечился почти совсем. Затем Юра поступил в индустриально-педагогический техникум, как и мечтал, а параллельно, в нём же, ещё окончил школу тренеров лыжных гонок, отслужил армию. После армии остался жить там, где служил и проработал много лет с детьми в спортивной школе тренером». Всё что наш учитель рассказывал, совпадало с тем, что я знала о Юрии Генриховиче. Когда я сказала, что он был моим тренером, надо было видеть, как обрадовался этот добрый пожилой человек, спросил меня:

– А что ты можете сказать о нём?

– Мы любили его, – ответила я.