Марина Степнова - #ЖИЗНИГРА

– Баранину! – выкрикнул Трофим и, закашлявшись, повторил по слогам: – Ба-ра-ни-ну.

– Другое не держим, – ответили за дверью, – другое не мясо для настоящего воина.

– Только давай не на солнце играть, вчетвером-то у вас поместимся? – спросил Ладынский, чтобы иметь возможность осмотреть и оценить внутреннее убранство. Игроки разместились по обе стороны крохотного стола. Треть вагончика отделена металлической решеткой, за которой находился складской отсек, заваленный пустыми мешками из-под строительных смесей. «Пока все логично», – подумал Ладынский и обратил внимание, что начали игру торопливо.

Татарин ел неохотно, он как будто погрузился в себя, но, когда Трофимом стал сбрасывать тузов – один за другим, внезапно опомнился и завопил:

– Обещал говорить – говори! Почему зря тузов бросаешь?

– Хорошо, – сказал Трофим голосом школьного преподавателя, привыкшего давать материал под запись. – Внимательно смотрим и чувствуем. Вот, пожалуйста. С королями – все. Да? Да. Дальше. На красных – ловить нечего. Это понятно же? Понятно. Шесть крести – мы видели. Дальше – все как-то просто, не правда ли?

Трофим дождался еще пару чужих взяток, напевая «прум-пум-пум» и снизывая очередной кусок мяса с вилки, протянул над столом три карты.

– А вот зачем! – жуя и торжествуя, произнес он.

– Опять маленькая Москва? – зашипел грузин.

– Нет, – ответил молодой рыбак, – не опять. Тогда была маленькая Москва, а теперь просто Москва.

– А три семерк что значат? – спросил татарин, совсем уже теряя за акцентом разборчивость русских слов.

– Ничего, – произнес Ладынский нараспев и стянул зубами остатки мяса с бараньего ребра. Затем он поднес к губам чашу, украшенную синими вензелями, чтобы отхлебнуть, но шар вареной картошки прокатился от края до края и выплеснул на Ладынского содержимое посудины. За столом раздался дружный хохот.

– Три семерки будут обозначать Кабул, – утвердительно сказал татарин.

– Нет. Лучше Ташкент, – сказал Ладынский, весело поглядывая на Трофима, – там тепло, там моя мама.

– Может быть, мы сразу в города начнем играть, – сострил Трофим, приняв от командира эстафету искрометного юмора. – Кабул – значит мне на «л».

Но сама по себе идея ему понравилась своим вольным отношением к правилам, и Трофим уточнил это предложение:

– Хорошо, пускай все тройки младших карт с козырной тоже будут бурой. – И, чуть поразмыслив, добавил: – Называйте их любыми городами.

Невзирая на нововведения, татарин, значительно подрастеряв энтузиазм, но не без азарта, выбросил в воздух свои карты после очередного восторженного выкрика Трофима:

– Кандагар! Тебе на «р». – В руке Трофима было три девятки с козырной.

– Шайтан, – завопил татарин, обращаясь к Ладынскому, – как он это делает?

– Странные вы рыбаки, – обиженно зашептал грузин, – приехали на рыбалку, природой любоваться, а сами всю дорогу только о женщинах и говорите. А этот спортсмен говорит, что шахматист, а сам в карты играет как черт.

– Вы тоже, как я посмотрю, строители с изюминкой, – не выдержал Трофим, – и ваш строительный инвентарь сорок пятого калибра, наверное, не меньше? А?

– Девять миллиметров, – угрюмо ответил татарин и с силой хлопнул ладонью по шее грузина, добавив коротко: – Ахмок!

Изрядно смятая газетная конструкция снова скатилась на стол. Горец схватил свой головной убор, скомкал его и зашвырнул в угол.

– Дело у нас к вам, – начал татарин.

Рейсовый автобус номер пятьдесят три остановился возле бетонного сооружения, больше напоминающего развалины долговременной огневой точки, чем автобусную остановку. На лобовом стекле транспортного средства виднелся набор табличек на все случаи жизни: «Дети», «Заказной», «Домбрачи». Мощные руки раздвинули неисправные секции складных дверей, и на бетонную площадку соскочил мужчина лет пятидесяти. Он осмотрелся, улыбнулся окружающему пейзажу и широким шагом двинулся по грунтовой дороге, ведущей круто вверх. Мужчина шел уверенно, как человек знакомый с местностью, только изредка останавливался и с интересом рассматривал окрестности. На пологой площадке он перешел на другую строну дороги, которую каждый год в этом месте выкладывали глиняными комьями, но она все равно вымывалась дождями до скальных пород, и к маю снова показывались темные трещины в буром граните, как жабры гигантского кита, на котором растянулся кишлак. Велосипедист, поравнявшийся с мужчиной, остановился и спешился. После обмена приветствиями «салам алейкум – алейкум асалам» велосипедист развернулся и шел рядом с мужчиной, не приставая с расспросами и не сводя с незнакомца глаз. Тем временем мужчина свернул к ближайшему дому. Велосипедист постоял на пригорке и покатился вниз, оставляя за собой дорожку неподвижной пыли.