Никита Фроловский - Место на серой треуголке

Ой,нигилист наш,

нигилист, для всех

других, наверное,

лодырь, бездельник и

пустяга.

Константин Кешин

На узкой ладони пальцы разминали зеленые зернышки и траву, перемешивая их с табаком. Потом быстро стали набивать папиросу. Набив, Д. провел по ней губами, слегка намочив, и закурил небрежно, спокойно делая затяжки. Потом передал папиросу Л. и тот шумно и с легким присвистом втягивал в себя вместе с дымом воздух, набирая полную грудь, и сосредоточенно выпускал через некоторое время из себя клубы, повисавшие над столом и Д. разгонял их рукой. Потом Д. взял папиросу огоньком в рот и, приблизив мундштук к Л-ву лицу, стал тонкой, но густой струей задувать белый дым в раскрытые губы.

Докурив, они попили воды из графина, закурили уже сигареты. Л. почти не курил, лишь изредка, он поднимал руку с сигаретой к лицу, и по большей части так и опускал ее не затянувшись. Ему было не до этого, рука была сама по себе. Сам же он не двигался и глаза его внимательно смотрели в одну точку. Д. резво ходил по комнате и с интересом рассматривал какие-то вазочки, причем не досмотрев ставил обратно и смотрел уже в окно. При ходьбе он высоко поднимал колени и ступни ставил прямо, немного вовнутрь, идя, как бы по одной линии.

Он сел на стул напротив Л. и сказал с участием, глядя на него:

– Вот я нажрался…

Л. собрался с мыслями, оглядел Д. как-то флегматично, и со значением выставив нижнюю губу, покивал головой, но чуть не упал при этом с дивана. Он снова собрался и попробовал сидеть прямо, остановив свои, с трудом двигающиеся глаза на лице Д., но потом опять обмяк, и тогда прилег, и, положив руку под голову, стал говорить:

– Знаешь, я ведь тут на днях написал рассказ один.

Д. очень внимательно его слушал.

– Один человек просыпается утром, на работу опоздал, тело ломит, он идет в ванную. Чистит зубы, но потом встает под душ, включает воду и вдруг на него из душа лезут волосы, он обрастает волосами весь – глаза, губы, тело.

Голос у Л. был слабый, тихий и слова он выговаривал с трудом, путая иногда буквы.

– Ты прямо вот так взял ручку и на бумаге написал? – спросил Д. Л. кивнул и продолжал:

– Он выскакивает из ванной в ужасе, хочет пробежать в свою комнату, но слышит под дверью собралась такая толпа, все чего-то обсуждают и никуда не уходят, причем голоса какие-то чужие, незнакомые.

Тут они расхохотались надолго, причем Д. очень сильно тряс головой, а Л. все время поправлял губы рукой, закрывая рот, и от этого ему было еще смешнее. Д., сквозь смех, просил рассказывать дольше.

– Ну вот, потом он все-таки пробегает незаметно в свою комнату, запирается и начинает бриться опасной бритвой, бреет плечи, спину, глаза…

Теперь они хохотали после каждого слова, но вдруг успокоились и прислушались. По радио читали стихи Расула Гамзатова, читали с чувством и нараспев. Д. сделал погромче. Они оба были уже в истерике, вытирали мелкие слезы и тыкали пальцами в радио, до того было смешно.

Л. лежал на кровати. Играл магнитофон. "Я не сплю, но я вижу сны…" – пел Цой. Л. встал, выключил магнитофон, взял гитару без половины струн и стал играть "Дым над водой". Потом положил гитару, присел к зеркалу и долго себя рассматривал. Убирал волосы за уши. Взбивал их. Делал разные выражения на лице. Подошел к столу, взял заварочный чайник и попил из носика. Сморщился. Закурил, открыл крышку на сковородке, которая стояла здесь же. Присел к столу и стал есть, не прекращая курить.

Л. спал в постели с девушкой. Они лежали, отвернувшись друг от друга. Дверь открылась и свет, все более расширяющейся полоской, осветил кровать. На пороге стояла женщина в свитере и черных вельветовых брюках. Она посмотрела на них и вдруг закричала высоким базарным голосом:

– Ты во сколько вчера пришла? Мне надоело это все. Ясно? Долго я буду терпеть? Развела тут черт знает что. И с этим героем я хочу поговорить! Нашел себе местечко. Тут что вам, дом с красным фонарем? Нет, не надо. Давайте, вставайте, подымайтесь, подымайтесь.

– Мама, ты что больная на голову? Что ты орешь в такую рань?

– Я больная? Я ору? Ты как разговариваешь? А ну, вставай! И вы тоже не залеживайтесь, вставайте, вставайте,– и она резко закрыла дверь.

Л. тяжело вздохнул, а девушка покрутила красивым, длинным пальцем у виска. Она встала и, глупо и жалобно улыбаясь, одела халат и вышла. За дверью сразу послышался крик. Там ругались.

Л. огляделся, опять вздохнул и стал медленно одеваться. Он одел широкие джинсы и белую теплую майку с фабричными швами и заплатами специально наружу. Он тер глаза и рассматривал себя в стекло книжной полки. Вошла девушка. Он показал глазами на дверь и качнул вверх головой. Девушка поморщилась: