Марк Рабинович - Повести и рассказы обо всем. Или неизвестно о чем

– Ну а потом он, небось, отвернулся к стенке и захрапел…?

…Ася вспомнила как Мишка отнес ее на руках в душ и вымыл там осторожно и ласково – как ребенка, возмутилась и все это и рассказала, не забыв упомянуть о том, что может случиться от нежных касаний мягкой, хорошо намыленной губки. Это было жестоко и она смущенно замолчала, вспомнив, что бывший муж подруги частенько ее поколачивал, а нынешний любовник женат. Но было уже поздно и Ася осталась и без лучшей подруги и без квартиры. Потом Мишка нашел комнату в общежитии, которая и служила им пристанищем месяц или два. Однажды, любуясь на ее темный силуэт на фоне окна (здесь не было для нее халата, а стесняться она постепенно перестала), он тихо прошептал:

– Ты прекрасна!

Она сделала вид что не расслышала и тогда он стал перечислять ее черты, не забывая о самых мелких. Это было бы похоже на урок анатомии, если бы не эпитеты, которые он добавлял к описанию. Там были и «милые пальчики» и «изящные ушки», и чего там только не было. Пройдя по ней от макушки до мизинцев на ногах, он перешел к ее характеру и привычкам. Теперь последовали: «нежные манеры», «терпеливость», «незлобливость» и многие другие дифирамбы, которые она в душе считала незаслуженными, но принимала с благосклонностью коронованной особы. И тут он заявил:

– Но есть у тебя и очень большой изъян…

У нее? Изъян? Она готова была возмутиться, но он торопливо пояснил:

– … это твоя фамилия!

И пристально посмотрев на нее, как бы примеряя на нее что-то, возмущенно заявил:

– Ася Коновалова!? Это же никуда не годится!

Откровенно говоря, эта фамилия ей никогда не нравилась, вызывая ассоциации с животноводством, а подруги и знакомые нередко над ней издевались, предлагая записать в ветеринарную академию без конкурса. Но как он посмел!? И она почти уже совсем решила обидется, когда он, задумчиво подняв взгляд к потолку, заявил:

– Но, пожалуй, это можно исправить…

И увидем ее недоуменный взгляд, пояснил:

– Например, Ася Лисянская звучит много лучше! Да, что там – это звучит просто прекрасно!

Она не сразу поняла, о чем он, а сообразив наконец, яростно набросилась на него и сильно укусила за плечо. Это и было ее «да!»

Быть Асей Лисянской ей понравилось. Мишка гордился своей фамилией и утверждал, что является прямым потомком знаменитого мореплавателя по отцовской линии. По материнской линии он был коэном, но об этом она узнала много позже, перед Израилем. Молодая семья Лисянских поселилась в тех самых полутора комнатах, в которых Ася выросла и в которых жила до того с матерью. отчимом и братом. Как-то незаметно для нее с Мишкой, ее и его родители произвели грандиозный многоходовой размен. В результате, мать, отчим и братишка переселились в малюсенькую однокомнатную квартирку в пригороде, а мишкины родители переехали на окраину города. Молодые остались в коммуналке на Маклина и здесь же родилась их дочка, а вот сын появился уже в Израиле. Квартира на Маклина 30 возникла стихийно в незапамятные, но послереволюционные времена, когда анфилады комнат, принадлежавших ранее известным врачам, адвокатам и статским советникам, делили перегородками по самым сумасшедшим планам или без плана вовсе. Вот и у них немаленькая по ленинградским меркам кухня была, по всей видимости, прирезана из соседнего дома, потому что на нее вели четыре ступеньки вниз. Именно до этих ступенек осторожные мамаши не позволяли доезжать ребятишкам на трехколесных велосипедах, боясь их появления на кухне вверх тормашками. И именно через эти ступеньки прыгала на кухню бесшабашная соседка Светка, сопровождая свой прыжок истошным криком:

– Мадера а-ля фикус, фикус а-ля мадера!

Что это означало, никто не знал, но Светке прощали все за ее веселый и покладистый характер. И вообще, коммуналка на Маклина была дружной и ее обитатели недоверчиво слушали фантастические, по их мнению, рассказы про отдельные выключатели в туалете, плевки в кастрюлю с борщом и схватки за жизненное пространство на кухне. У них же на кухне стоял общий телевизор, неизвестно кем пожертвованный, и по нему они все вместе смотрели вечером новости. Новости были обычные, советские, но других не было, а вечерние посиделки сближали. Это напоминало коммуну… Котлету со сковородки, оставленной на плите, мог взять любой голодный ребенок или даже взрослый. В кладовке, поделенной по-братски, ставили бражку и потом гнали из нее самогонку, которую и потребляли сообща по случаю значительных событий. Ася помнила, как после рождения дочери Мишка пришел к роддому с Аркадием, светкиным мужем, оба пьяные и бесконечно довольные собой. Увидев в окне четвертого этажа Асю со свертком на руках, они начали упоенно танцевать на снегу, неумело выделывая замысловатые коленца, а когда она, отдав ребенка нянечке, открыла форточку, дружно заорали: