Михаил Трещалин - Что неизвестно о Титане

Девочка любила Николая Михайловича, наверное, больше, чем родителей, которые были по большей части времени заняты работой.

– Сашок, утро чудное! Идем на пляж, пока там найдется место для наших полотенец, а после обеда поспим – и в обсерваторию на всю ночь. Сейчас Сатурн под очень редким углом с Земли виден. Все кольца и его спутники, словно на ладони, – предложил дед.

– Только давай возьмем завтрак, после купания всегда есть хочется, – согласилась Саша.

Море было прекрасно! Небольшие волны в пенных барашках мерно набегали на галечный пляж и, шипя, откатывались назад, оставляя на берегу мелкие раковины и крошечных крабов-цыганов. Ярко-синее море сливалось на горизонте с вечно-синим небом, солнце ласкало золотистые от загара тела, пахло морскими водорослями и лавандой. Чайки и альбатросы парили высоко-высоко, иногда наполняя пространство пронзительными криками. Пляж еще не был переполнен отдыхающими. Те, если еще не нежились в постелях, то только-только поднялись и собирались завтракать.

– Дед, бежим купаться, скорее! – крикнула, снимая на бегу сарафанчик, Саша и бросилась в воду. Приятной прохладой обожгло тело, и внучка не слышала слов деда.

– Я посижу немного, отдышусь после дороги, Сашок.

Саша поплыла брассом, приподнимая ладони и хлопая ими о воду при каждом гребке. Так плавать ее научил прадед. Проплыв достаточно далеко, она нырнула.

– Ты стал еще больше походить на меня, друг. С тобой что-то произошло. Ты изменился.

– Нет, я просто нахожусь в воде, в море.

– А где ты был раньше?

– Раньше – на земле, и вокруг был воздух – это такой газ.

– Газ – это смерть, это очень опасно, не делай этого больше!

– Успокойся, я почти всегда живу в окружении газа, как и все люди. Мы дышим воздухом, а в воде можно утонуть, если не умеешь плавать.

– Непонятно: газ – это большие и мелкие пузыри, прижатые к верхней тверди. Там совсем мало места.

– Нет, что ты, воздух – это бескрайний простор. Он повсюду над поверхностью нашей планеты.

– Вероятно, у вас скопилось очень много газа под верхней твердью. Это к добру не приведет, поднимется очень высокое давление, и можно погибнуть.

– Что такое верхняя твердь? У нас нет никакой верхней тверди. Твердая у нас только земля под ногами, да дно морей и других водоемов.

– Верхняя твердь ограничивает наш мир, она сверху повсюду. Что же тогда ограничивает ваш мир сверху, если нет тверди?

– Ничего не ограничивает. У нас атмосфера, а дальше – космос.

– От вас туда возможно попасть, всплывая вверх?

– Можно, только не всплывая, а взлетая на специальном устройстве – космическом корабле.

– Вы летаете в космосе!?

– Не я, конечно, космонавты летают и всякие автоматические станции.

– Для меня это новое знание, нужно его хорошо обдумать.

Саша вынырнула и поплыла навстречу деду, стоящему по колено в воде, никак не решаясь окунуться полностью.

Ялтинская темная и теплая ночь быстро сменила короткие южные сумерки. На безоблачном черном небе замерцали мириады звезд. Плавно раскрылся купол большого телескопа обсерватории, и его зоркий взгляд устремился в беспредельные просторы Вселенной.

– Вот, Саша, смотри, сегодня необычайно хорош Сатурн. Орбиты его колец с Земли выглядят почти круговыми. Это пояса астероидов Сатурна. Самых больших – три, остальных – меньше, они сливаются в широкий пояс. Чуть поодаль его спутники. Третий от планеты – Титан.

– Вижу, – ответила деду Саша, не отрывая взгляда от окуляров телескопа.

– Ты стал намного ближе ко мне, друг. Я чувствую каждый извив твоего разума. Можно, я воспользуюсь твоим знанием, а взамен дам тебе свое?

– Конечно, можно.

Саша почувствовала легкое покалывание в голове.

Плотная, очень темная, прохладная жидкость простиралась во все стороны. Она была полна звуков – свиста, всхлипывания, щелчков, пронзительных криков, рокота барабанов, соловьиных трелей, рева хищников и еще чего-то, ни с чем несравнимого. Звуки воспринимались не ушами, а, скорее, кожей, всем телом, особенно элементами «кружевного воротника», едва шевелящегося в плотной среде. Видно не было – не было зрения, но каким-то новым чувством различались высокие растения, состоящие только из листьев, словно растущих один на другом. Были нитевидные водоросли, уносящиеся далеко ввысь. Все это чуть-чуть колебалось в совершенно неподвижной жидкости. Существовала необъяснимая гармония между колебаниями растений и миром звуков, наполнявшая тело и разум светлой радостью. «Восхитительно», – билась упрямая мысль. Вокруг нее, среди буйной растительности, едва покачиваясь, медленно плыли подобные ей и совсем другие, очень разные существа. Они мысленно общались друг с другом и с ней, будто вели светскую беседу. Откуда-то издалека пришла взволнованная мысль: «Опасность, очень большой пузырь, поднимается медленно по сложной широкой спирали». Светская беседа разом прервалась, послышались тревожные вопросы: «Где, где?». «Еще далеко, но нужно быть предельно внимательными». Послышался шелестящий звук. Словно мнут старую газету. «А-а-а, я гибну». Шелест прекратился. «Это Ван-Де погиб, жаль, он был такой славный. Каждый такой пузырь приближает нашу гибель. Давление растет, вода становится гуще и гуще, и она когда-нибудь нас раздавит. В древности часто встречались мощные гейзеры. Они проплавляли верхнюю твердь, и газ уходил куда-то из нашего мира. Теперь есть гейзеры, но очень слабые. Они не могут проплавить верхнюю твердь, и газ скапливается под ней. Это я думаю специально для тебя, друг»