Алексей Гумилёв - Прощальный танец дельфина

Посреди комнаты стоял низкий квадратный стол, по трём его сторонам размещались строгие прямоугольные диваны, на столе лежали документы и ручка. Больше мебели не было. На стене рядом с дверью висела пустая вешалка. На другой стене, напротив единственного, зато большого окна, висела картина – прекрасно выполненная репродукция нимф Ханса Зацка. В лодке спит девушка, а лесные нимфы, словно дурачась, наряжают её. Если подойти совсем близко и изучать картину со всей тщательностью, она вполне может сойти за оригинал. Только настоящий оригинал потускнел от времени и нуждается в реставрации, а в правом нижнем углу этой репродукции, чтобы не было сомнений во вторичности работы и честности художника, стоит подпись – Долфин.

Мистер Долфин позволил себе краткую улыбку, отвернулся от картины и сел за стол. Доктор Стенли продолжил стоять. Мужчина вопросительно посмотрел на него.

– Заполняйте формуляр, – повторил доктор Стенли. – Я сейчас схожу за санитаром, после оформления документов он проведёт вас в раздевалку, а потом и в отведённую вам палату. А мой рабочий день заканчивается, прошу простить. Если при вас имеется что-нибудь ценное, можете передать мне. Но смею вас уверить, персонал у нас проверенный и в воровстве никто замечен не был.

Мистер Долфин кивнул и подтянул к себе бумаги. Хлопнула дверь. Покрутив ручку в пальцах, мужчина принялся аккуратным печатным почерком заполнять короткий бланк.

Имя: Адриан Долфин

Возраст: 32 года

Адрес: город М, улица Фраческо Петрарки, дом 40, квартира 7

Жалобы: депрессивное состояние, апатия, потеря памяти, паранойя

Перед тем как поставить собственную подпись, Адриан приписал:

Согласен лечиться только у доктора Долфин, другим врачам не доверяю.

Всё. Важно было написать эти слова именно здесь, не ниже, чтобы их нельзя было отрезать. Дата, подпись. Адриан завершил размашистую «Н» и отложил ручку в сторону. Дверь хлопнула. Адриан поднял взгляд и, увидев толстяка рядом со старым врачом, недовольно поморщился.

– Заполнили? – поинтересовался доктор Стенли. – Хорошо. Гарри проводит вас переодеться.

– Кто будет меня лечить?

– Не знаю. На усмотрение директора.

– Вы говорили, что я могу оставить ценные вещи на сохранение лично вам, – напомнил Адриан.

– Да, конечно.

Адриан снял с мизинца левой руки золотой перстень-печатку с изображенным на нём дельфином. Квадратный перстень был тяжёл и по углам сбит. Некоторое время Адриан разглядывал царапины и потёртости на фигуре дельфина, потом встал и передал перстень врачу.

– Я так вам скажу, доктор Стенли, и можете передать мои слова директору: я согласен проходить лечение только у своей сестры. Мы с ней – дельфины, а вот вы совсем другие звери, я не могу и не хочу с вами общаться хоть сколько-то долго. Сохраните этот перстень. Не дай Бог, вы его потеряете, тогда я убью вас. А лучше передайте перстень моей сестре.

Глаза доктора Стенли за стёклами очков стали непроницаемыми.

– Вы так уверены, что нуждаетесь в лечении?

Адриан не стал отвечать на вопрос и уставился на доктора мёртвым взглядом. Глаза доктора Стенли отмерли и забегали в разные стороны, он принял перстень и убрал в карман халата.

– Я вас предупредил, доктор. А теперь, Гарри, я весь ваш. Где я могу переодеться в пациента? Ведь именно одежда определяет, кто мы в глазах окружающих. Бомж в рванине может сколько угодно цитировать Сократа и всё равно останется бомжом для всех проходящих мимо, неудачником, опустившимся человеком, а с каким там образованием или талантами – не важно. Я весь ваш, ведите.

* * *

– Вы спите, мистер Ковачич? Я же просила дождаться меня!

– А? Что? – Дарко Ковачич открыл глаза и различил в темноте комнаты высокую женскую фигуру, нависшую над ним. – Доктор…

– Долфин, – подсказала Лилиан.

Мистер Ковачич приподнялся и сел на кушетке, Лилиан присела рядом, касаясь его рукой. Дарко Ковачич сглотнул. Давно он не оказывался в такой близости с красивой девушкой, да ещё и ночью. И без того высокая эта странная женщина ходила на красных пятнадцатисантиметровых шпильках с платформой. Длинные светлые волосы были собраны в хвост, ухоженные ногти без маникюра постукивали по картонной папке, а чувственные полные губы, лишённые помады, застыли в кривой заговорщицкой улыбке. Под белым халатом, а это была единственная деталь из-за которой её можно было назвать врачом, нельзя было различить миниатюрной груди. Дарко Ковачич вдохнул лёгкий аромат её парфюма, и почувствовал запах летних полевых цветов, вереска, можжевельника и миндаля. Это был запах джина; доктор Лилиан Долфин, как дорогой алкоголь, била в голову.