Сам наш полк как таковой никакой государственной тайны, разумеется, не представлял. Если не считать выдаваемых дежурным и караульным автоматов Калашникова, оружия секретнее лопаты у нас не было. Территорию полка окружал высокий деревянный забор. У синих железных ворот с большой ярко-красной звездой стояла будка дежурных, проверяющих пропуска и открывающих ворота перед автомобилями. Поскольку все солдаты нас, врачей, знали, то пропускали без проверки, гаркнув: «Здравия желаю, товарищи доктора!» Офицеров же встречали по уставу, по стойке «смирно» и с отданием чести. Когда приближалась автомашина командира полка, ворота распахивались особенно быстро, и над КПП, распугивая ворон, разносилось гулкое: «Здравия желаю, товарищ подполковник!»
В полку было двенадцать бараков, в том числе медсанчасть, клуб, гараж и большая солдатская столовая. Медсанчасть состояла из поликлиники и стационара (лазарета). Кроме того, в ней находились аптека, помещение дежурного фельдшера, зубной кабинет, процедурная и перевязочная. Когда старший врач полка майор Фатых Абдурахманович Ангалышев затеял ремонт, я предложил ему оборудовать маленькую операционную. Он спросил:
– А зачем вам операционная? Кого вы хотите там оперировать?
– Как кого, Фатых Абдурахманович! Вы ведь знаете, сколько солдат в полку ходят с поверхностными подкожными опухолями – липомами, атеромами, гигромами. А вдруг еще и рану придется зашивать? Не посылать же каждого в госпиталь. Я ведь хочу быть хирургом. А вы мне будете ассистировать.
Мои доводы его убедили, и после ремонта новенькая операционная заблестела глянцевой синей краской. Это была комната с операционным столом (высокой кушеткой, накрытой белоснежной простыней) и стеклянным шкафом для хирургических инструментов. Над столом повесили большую двухсотваттную электрическую лампу, освещавшую все помещение.
Работа полковых врачей начиналась в два часа. Мы делали обход в лазарете, слушали легкие, ощупывали животы, осматривали часто встречающиеся потертости стоп (командиры рот говорили, что для солдат это повод увильнуть от строевых занятий), измеряли артериальное давление, занимались перевязками.
В шесть вечера полк возвращался с работы (войска ведь были строительные), и старшина роты приводил больных на осмотр, предварительно записав их в меджурнал. И вот однажды в кабинет вошел сильно хромающий солдат. Он был одет в потертую гимнастерку, перетянутую широким ремнем, и в такие же видавшие виды галифе и кирзовые сапоги. Я предложил ему разуться и спросил:
– Что, ногу натер?
Он ответил:
– Да нет. Уже давно хромаю. Бородавка у меня на большом пальце. Я уж ее сколько раз лезвием срезал, а она все болит и не заживает.
Я осмотрел стопу. На тыльной стороне большого пальца красовалась крупная бородавка высотой в полсантиметра. Вид ее мне не понравился отнюдь не по эстетическим соображениям: ее поверхность была гладкой и розовой, с пупковидным вдавлением (незажившие ранки от бритвы), а кожа вокруг основания слегка покраснела. Я предложил его госпитализировать, а когда краснота исчезнет, удалить бородавку под местным обезболиванием.
Вскоре пришло время оперировать. Обработав стопу раствором йода и спиртом, я сделал местную анестезию и скальпелем срезал бородавку вровень с кожей. Брызнула кровь, которую я остановил, придавив ранку салфеткой. Затем наложил асептическую повязку с раствором фурацилина. Через несколько дней ранка немного зажила, и я выписал больного, освободив его на несколько дней от работы и строевой подготовки. Спустя два дня он явился на перевязку, а затем исчез. Как-то при встрече я спросил старшину его роты:
– А что это солдат с бородавкой не ходит на перевязки? Или уже выздоровел?
В ответ услышал:
– Так его и еще пятнадцать человек перевели в другой полк.
И я подумал, что бородавка, скорее всего, исчезла, а рана зажила.
Прошло четыре месяца. Я уже удалил почти все мелкие подкожные опухоли у солдат в полку, а оперировать хотелось. И я стал посещать хирургическое отделение госпиталя в те дни, когда там был плановый операционный день. За короткое время я самостоятельно выполнил несколько операций: грыжесечение, аппендэктомию, даже удаление из стенки желудка случайно проглоченной швейной иглы. И вот однажды в коридоре хирургического отделения я встретил того солдата с бородавкой.
– Ты чего здесь, случилось что? – спросил я.
– Да ничего не случилось, только бородавка до сих пор не зажила, и теперь меня лечат здесь, в госпитале, – ответил он.
Читать дальше