Рэйчел Кон - Бесконечный плей-лист Ника и Норы

Я забираюсь на барный стул. Это единственный шанс найти ее среди всех этих людей, громкой музыки, вонючего пота, пьяного драйва и сегодняшнего дня, который все никак не кончится – кажется, что еще только середина вечера. Чтобы не упасть, я опираюсь рукой о голову Ника и всматриваюсь в толпу. Я ерошу ему волосы – совсем чуть-чуть, не в силах сдержаться.

Вот она! Я вижу, что Кэролайн прижимается к Рэнди, сидя за угловым столиком, у кирпичной стены, у самой сцены, справа от Хантера из Hunter Does Hunter, который наконец добрался до микрофона. Не знаю, какую песню подготовила его группа, но слова Хантер явно придумывает на ходу, и они не имеют ничего общего с быстрыми и яростными гитарными аккордами.

«Дэв, пойдем домой со мной, Дэв Дэв, Дэв, трахни его».

Спрыгнув с табурета, я устремляюсь к Кэролайн, но Ник крепко хватает меня за запястье и тянет обратно.

– Серьезно, – говорит он. – Откуда ты, черт побери, знаешь Трис?

Он сжимает мою руку так, что ремешок часов прищемляет кожу, и боль заставляет меня отвлечься от Кэролайн и посмотреть прямо на Ника. Я замечаю, что он выглядит потерянным, но очень хочет, чтобы я осталась с ним. Глаза у него одновременно добрые и сердитые. Взглянув в них, я вспоминаю слова из одной песни, которую он написал для Трис, – она пустила ее по рядам на уроке латыни, потому что решила, что текст абсолютно уныл.

На хрен Трис. Я дала бы себе что-нибудь отрезать, только чтобы парень мне такое написал. Может, почку? Или обе? Слушай, Ник, они твои – просто напиши такую песню для меня. Вот тебе для вдохновения: парень в панковском клубе просит странную девушку побыть с ним пять минут, девушка целует парня, парень отвечает на поцелуй, потом парень видит другую девушку – что в ней такого? Ник, давай просто послушаем слова какой-нибудь песни. Пожалуйста? На старт. Внимание. Марш.

Мне хочется сердито топнуть ногой – я злюсь и на него, и на себя. Потому что я понимаю – что бы Трис ни сказала ему, именно из-за этого он выглядит жалким и отчаявшимся, как потерявшийся щенок. Именно из-за нее он станет бесчувственным и озлобленным стариком еще до того, как ему станет можно пить. Он перестанет доверять женщинам и будет писать о них грубые, злобные тексты. С этого момента и до конца дней он будет думать, что все девушки – лживые неверные шлюхи, и все потому, что одна из них разбила его сердце. Из-за таких парней, как он, такие девушки, как я, становятся фригидными. Я знаю, что он способен быть поэтом – ведь, как я уже сказала, некоторые вещи я просто знаю. Именно я могла бы подсказать ему старомодное название песни, что-нибудь вроде «Преданность и истинная любовь (но все сложно)», если бы он дал девушке вроде меня второй шанс. Я – его девушка меньше чем на пять минут, но за один слишком короткий поцелуй я уже представила, что буду с ним, что мы оттянемся как настоящие панки в чертовом джаз- клубе в Виллидж или где-то еще. Может, я буду потчевать его борщом в «Веселке» в пять утра, может, я прогуляюсь с ним вдоль Бэттери-парка на восходе, держа его за руку, чувствуя, что никто не верит в него так, как я. Я бы сказала ему: я слышала, как ты играешь, я читала твои тексты, не то дерьмо, что играла твоя группа, а эти любовные письма, тексты, которые ты писал для Трис. Я знаю, на что ты способен – явно на большее, чем роль басиста в средненькой квиркор-группе, – ты выше этого; и к тому же, чувак, барабанщик – это очень важно, вам он точно нужен. Каждую ночь я буду возиться со всей этой техникой, без единой жалобы. Но нет, ему обязательно нужен кто-то вроде Трис: большая грудь, глупая улыбка и способность трещать без умолку. Буквально без умолку.

Приятель, ты хотел по-простому – что ж, пожалуйста.

Я высвобождаю запястье. Но почему-то, вместо того чтобы уйти, замираю на мгновение и снова касаюсь рукой его лица, мягко провожу ладонью по щеке, рисую круги указательным пальцем на его подбородке.

И говорю ему:

– Бедняжка.

Трис проходит мимо, и мир словно теряет глубину. Третье измерение пропадает, а за ним и второе, и мне остается только одно – ее измерение.

Но, конечно, есть и другое измерение – время, и оно движется вперед неумолимо. Трис уходит, и все измерения возвращаются, и, хотя теперь их стало больше, кажется, что мир уменьшился.

И все, что мне остается, – эта девочка, полная двусмысленности и загадочности, эта Нора. Она чертовски хорошо целуется, но явно какая-то непоследовательная. Я спрашиваю ее, откуда она, на хрен, знает Трис, потому что это повергает меня в полную растерянность, и сначала она смотрит на меня, словно это не меня она начала не пойми с чего целовать, а потом касается моей руки так, что я внезапно отчетливо осознаю, что у меня есть рука, и одновременно смотрит на меня, как на больного раком ребенка. Потом я хватаю ее за руку, и она сопротивляется, не сопротивляясь по-настоящему. Наконец, она отстраняется, но только для того, чтобы коснуться моего лица так нежно, что я тут же вспоминаю про тот поцелуй.