Анна Сороковикова - Наследство. Повести

Тетку удивила такая разница когда она узнала, что мы родились в один день. Неделю они шептались с Георгием, а потом предложили маме окрестить нас… Та ни в какую, но, когда я заболел, искупавшись в речке, согласилась окрестить только меня, уж больно я был плох. После крестин меня было не узнать, расцвел… Я быстро выздоровел, забыл про ушки, сопли, животик… за лето я набрал килограммов пять, и разница в росте составляла сантиметра три… щеки, как наливные яблочки… В деревне мы научились сажать, полоть, копать, поливать… строгать, пилить, рубить дрова и забивать гвозди. У нас каждый день была какая то работа, сделал и отдыхай. С начала мы противились, а потом узнав, что это все делает Федор, наш ровесник один, стали помогать и скоро ощутили такую радость от труда. Взрослые тоже были нами довольны и поощряли нас, то конфетами, то пирогами, новыми рубахами и мы даже были на рыбалке с ночевкой. И еще нас свозили в соседскую деревню и мы видели, как валяют валенки.

Однажды, они уехали на пол дня, оставив нас одних. Мы играли на речке в стройку века. Наши грузовики как угорелые подвозили песок и щебенку, местные пацаны, Семен и Иван помогали загружать и разгружать… легковушка стояла в стороне… Мы намекнули, что ей бы тоже хоть щебенку повозить и услышали в ответ от брата

– Я вообще-то начальника стройки вожу на работу, его машина, он не любит, когда она грязная…

Мы обиделись… Но Георгия не было, чтоб нас рассудить… Петька стоял один, прикрывая легковушку, на него шла стена из четырех, запачканных «вдрысь» работяг со стройки века у которых «горит план»…Сору остановил старенький дедушка, шедший по берегу. Узнав в чем дело, он серьезно и строго сказал Федору

– Через двадцать пять лет тебя эти слова от смерти спасут, а вы обижаться»…

Пацаны сказали, что это священник, ему верить можно. Мы тогда ничего не поняли, но драться расхотелось, а тут и взрослые вернулись. Вот и все, что я мог вспомнить примечательного об этой деревне, о бабе Полине, о Федоре. Да, еще я вспомнил, почему Валялино, до революции в этой деревне была артель которая занималась валянием валенок. Монашки из скита их украшали бисером и вышивкой. Знаменитое раньше было место.

Когда нам было по четырнадцать, Георгия не стало. Но он успел научить нас трудиться на совесть, любить и прощать друг друга, чтоб не случилось, и помогать в любой ситуации, быть не только братьями, но и друзьями. Мама после его смерти сильно сдала, стала часто болеть. После девятого класса мы пошли в строительный техникум. Перед армией, мама умерла. Военкомат помог похоронить и один офицер, участник ВОВ, пожалев нас, записал в стройбат. Так что служба была у нас без дедовщины, не далеко от города мы строили офицерские дачи, набираясь опыта по работе… После армии мы жили вместе в нашей квартире. Секретов у нас друг от друга не было. Я кончил курсы автослесаря, газосварщика и работал в автомастерской, строить за два года надоело. Петька ни как не мог определиться, все бегал с места на место. Жизнь его превратилась в сплошной «экстрим», да и моя от этого тоже. То он вывалился в окно третьего этажа женского общежития пьяный. Упал на вскопанный газон и поломал только большой палец левой руки и получил несколько ушибов. То провалился на рыбалке под лед, отвалялся неделю с температурой в постели. То его сбила машина, переломаны два ребра и нога… Словно бегал «на краю пропасти», и только какая то неведомая сила берегла его. Я не выдержал и однажды сказал брату, как сильно я его люблю и беспокоюсь… Все утихло. Он стал работать на стройке. Иногда попадались шабашки и я ему помогал. К нашему двадцати пятилетию мы сделали в квартире хороший ремонт, поменяли мебель, приоделись… и сидя вдвоем за праздничным столом, довольные собой и жизнью пришли к мысли, что теперь можно и жениться. Это оказалось делом не простым. Многим не нравилось, что квартира на двоих. Мы отходили от таких сразу. Где-то к двадцати семи годам мы встретили тех женщин, которых устраивало все, наверно потому, что они к сожалению тоже сироты. Жены были работящие и через два года мы уже имели хорошую жилую дачу. А в девяностом году наша семья была уже из шести человек. Разница у наших сыновей была в месяц, Петькин старший. Когда он назвал его Георгием, я приуныл, поскольку тоже мечтал так назвать первенца. Наши жены умницы, когда и у нас родился сын, назвали его Юрием, объяснив, что это тот же Георгий. В общем жили дружно, если шел «напряг», кто-то уезжал на дачу и недельки через две, три опять воссоединялись. Все понимали как нам повезло и ценили это.

Читать дальше