Андрей Малажский: О чем говорят камни

Чтож, намотал я слова Путяты на ус, и когда печенеги спросили о имени моем, то ответил:

« Зовут меня Иваном Костоломом»

–Почему костоломом—поинтересовались они

–Сирота я—ответил—на скотобойне силу мою приметили, так как головы козлам молодым отрывал без топора, от того и костоломом кликать стали…

Переход до Хазарского моря прошел спокойно, печенеги задирать меня опасались…

Далее, сменялись мои пленители, чаще чем настроение у киевского князя…теребили за плечи, в рот заглядывали, аки жеребцу, выкупали, и привели меня в Царьград под хлыстом уже четвертого хозяина…

Второй Рим радушен не был…перекупили там меня венецианские купцы, посадили гребцом на галере, и жить-поживать стало скучнее…

Соседом по гребной лавке оказался араб, по имени Саид, от него я и узнал, что за молодых светлоглазых парней как я, самую большую цену дают в халифате… Поняв, что рано или поздно окажусь в каком-то там халифате, я принялся более старательно учить язык Саида…

Гребля выводила из себя больше, чем щелканье хлыста надсмотрщика, но как только я понял, что тяга на себя весла, развивает силу, пригодную для боя с двуручным топором, стало веселее.....пожрать бы еще от пуза…да девку покрасивше…

Кстати о девках....ходила одна милка по мосткам между гребцов, хвостом крутила....из нашенских…русая коса, глазки хитрые, як у лисы, Ксенией звать…все на меня посматривала.....улыбнулся я ей как-то раз, а она тут же подбородок задрала, хмыкнула, и под хозяйские покровы увильнула...., а на следующий день Ксения вновь прошла мимо меня, и сказала:

–Слышь ты, ясноглазый, як звать то тебя?

–Иваном—ответил я—почто вопрошаешь?…али понравился?

Ксения опустила глаза, и с усмешкой доложила:

–Справлялась я Иван о судьбине твоей дальнейшей…перестанут скоро твои глазоньки дерзко пялиться на меня, и лыбонька твоя наглая схлынет с лица красного…

–А что ж так то?—спрашиваю ее

–Продадут тебя в халифат…

–Ну и что?—похорохорился я—по мне что халифат, что каганат, все одно…скалятся по разному, а потроха у всех одного цвету…

– Оскопят тебя там, да и в гарем определят…

–Зачем оскопят, как в гарем?—спохватился я—что я там делать буду?

–Не ты делать будешь, а с тобой– засмеялась Ксения—как и со мной(тут ее смех стал горьше), но моя доля женская-известная, а твоя…ни так ни сяк…

–Как можно?—не унимался я—меня…кхм..как бы и некуда…

–А пердишь ты чем?…вооот туда—глаза ее лисьи сузились—вот тогда спесь с тебя вся и сойдет…

–Да брешешь девка(!), я ж той дыркой сру! Они дураки чтоль ковыряться в вонючих местах?

–Может и дураки—согласилась Ксения, заметно помрачнев—только власть за ними, а власть часто желания поганит…

Ночью, после разговора с Ксенией никак не мог уснуть, ужель не брешит девка? Ладно....сдюжим как-нибудь и эту невидаль…а Ксюха—стерва, люблю таких..добуду ее, коли бубенцы не оскопят…

В порт Малаки заходила огромная венецианская галера. Грузчики на причалах удивленно оглядывались на величественный корабль, с которого доносилась задорная песня на неизвестном языке:

Эх дубинушка ухнем,

Эх, зеленая сама пойдет, сама пойдет,

Подернем, подернем,…да уууухнем!

Пели галерные гребцы, и десятки акцентов слились в один, бодрый, залихвацкий, будто даже кавказский....

–Что за песня такая?—спросил портовый смотритель Хафар венецианского купца..

–Русский раб остальных научил—ответил тот.

–О чем она?—снова полюбопытствовал Хафар.

–Костолом говорит, что о смиренной рабской доле, об умении радоваться мелочам жизни: лучику солца, отдыху от хлыста, отварному гороху без червей....

Песня настолько пришлась по душе местному люду, что уже к вечеру, во всех припортовых харчевнях пели «Эх дубинушка ухнем».

У южных городских врат Малаки, глядящих на море и на порт, распологался невольничий рынок, вереницу рабов с галеры повели прямиком на него. Из толпы невольников выделялся один: светлорусый, на голову выше остальных, косая сажень в плечах, голубоглазый с неунывающим взглядом.

К высокому парню подошел рыжий старик в парчевом тюрбане, и внимательно оглядывая его мускулатуру спросил:

–По арабски говоришь?

Парень кивнул.

Рыжий старик заглянул парню в зубы, и принялся ощупывать его мускулы..

Молодец состроил непонятную трагикомичную гримасу, желая скрыть неуместный смешок, и выпалил по русски:

–Отвянь скотина басурманская, щекотно ж блеать!