Юрий Иляхин - Сказки про Выхухоль. Основано на реальных событиях

Она сидела в своем скворечнике, упершись красным глазом в учебник, и мучалась.

– Борис, – спрашивала она внезапно, – а можно сказать «маньди» или «саньди» вместо «маньдей» и «саньдей»?

Борис не отвечал.

Всем было ее жалко.

Борис Дубов иногда говорил: «Брось мучаться, давай лучше траву покосим!»

Но Выхухоль знала, что очень важно заниматься языком хотя бы полчаса в день, зато каждый день.

Все равно толку не было.

Грубо ругаться матом по-английски, как другие, она не хотела, а другие слова ей как-то не подчинялись.

Зато пение Выхухоли давалось.

Ей нравились «Подмосковные вечера».

Элтон Джон нравился, Лепс нравился.

Ей не нравились негритянские всякие песни-речитативы, кроме одной, из фильма, где актриса Пфайфер, американская, играет морскую пехотинку, которая теперь преподает в школе для трудных детей в бедном районе Америки.

Так вот там была песня, рэп, очень ритмичная, с припевом красивым, и она пришлась Выхухоли по душе.

Со временем она узнала вдруг, что это вообще-то бандитский рэп, но поделать уже ничего нельзя было, раз нравится. «Любовь зла», – сказал про это Борис Дубов. Со знанием дела сказал.

Когда Выхухоль, прищурив красный глаз, начинала напевать эту песню, мелодию, конечно, не слова, всё вокруг затихало.

Сворачивали свой треск кузнечики в полях, кроты пробкой застревали в своих ходах, плотва переставала выпрыгивать, резвясь, из воды, а застывала, шевеля хвостом, в той же воде, невесомые водомерки замирали на месте, прижимаясь на всякий случай к кувшинным листьям.

Даже бесстрашная и вечно невозмутимая сова в ближнем лесу нервно ежилась в своем дневном дупле, ерзала, стараясь покрепче сомкнуть свои круглые желтые глаза. Ей казалось, что надвигается страшная гроза.

Но, конечно, всё кончалось хорошо, как только Выхухоль прекращала петь.

Особенно ей удавалось верхнее «ля» второй октавы.

Вот с кем Выхухоль не ладила, так это с Печником.

Со всеми – «Вась, Вась», ну, в меру, конечно, а с этим – ну ни в какую.

Не совпадали они в отношении к жизни, ни по коренным вопросам бытия, ни по житейским подробностям.

А еще – Печник всё подбирался и подбирался к скворечнику, в котором жила Выхухоль.

Печник хотел во что бы то ни стало сложить там печь, иначе он мог без практики потерять квалификацию.

Другие его давно уже к себе не пускали на предмет печкостроения, а здесь, думал он, может и прокатит. На новенькую.

Он полагал, что Выхухоль его не заметит, потому что у нее глаз красный и можно тихо подобраться.

Но Выхухоль его замечала своим красным глазом и шугала, махала на него то ли своим крылом, то ли лапой.

И так жарко, солнцепек, куда еще печь-то?

От испуга Печник падал навзничь и покрывался потом.

Так и лежал не шевелясь в траве возле скворечника, притворялся, чтобы не тронули.

Замирал, как будто Выхухоль – это какой-нибудь злой медведь-шатун, который падаль понюхает, понюхает, да и не тронет. Про запас оставит.

Даже было неприятно смотреть на такую вот картину с лежащим неподвижно телом – хоть мелом по контуру обводи, – а ведь внешне это был благообразный седой старичок с бородкой, в полотняной рубахе с пояском и просторных штанах а-ля Лев Толстой и, конечно, в широкополой соломенной шляпе.

Покачав головой, Выхухоль уходила грустная в свой скворечник, закрывалась и не показывалась, пока Печник не уходил, отряхнув свою шляпу от пыли.

Как будто она кому нужна была.

– Ты глазки-то на меня не таращь! – сказала Выхухоль.

Гремучая змейка смотрела на нее снизу и пыталась поднять хвост, чтобы погреметь.

Но хвост отсырел в русском лесу, погремушка скукожилась и греметь не хотела, хоть плачь.

Выхухоль смотрела на Гремучую змейку не без сочувствия.

А вот Гремучая змейка наоборот: подняла голову, открыла пасть и попыталась плюнуть своим ядом в Выхухоль.

Яда было мало, да и был ли это яд? Может, слюна? Или желчь? Откуда ему, этому яду, собственно, взяться на тощем и незнакомом питании?

– Зря ты так, – сказала Выхухоль. – Клюв у тебя не вырос на меня плеваться.

Она подошла к Гремучей змейке поближе, наклонилась, разглядела погремушку.

– О, гремучая? А что это у тебя цвет зеленый вместо коричневого? Да еще с красными полосками?

– Сама не знаю! Уйди от меня! Не загораживай мне солнце! – сказала Змейка, нервно водя хвостом по земле.