Александр Сих - Живя в аду, не забывайте улыбаться людям

Стражник с силой вцепился в железные прутья клетки и, глядя в глаза коротко стриженному, крикнул:

– Вы, жалкие отбросы, смеете меня, счастливейшего подданного Великого Императора, обзывать животным?! Я свободный гражданин свободной и благодатной Империи! Я счастливый человек! А кто же вы? Кто вы, сидящие в клетке под замком? Вы свободны? Так кто же из нас животное?

Все удивились поведению стражника, не обратившего внимания на не совсем, может быть, понятные слова длинноволосого, но цепко поймавшего суть сказанного коротко стриженным, а так как о хамелеоне сказал именно он, и взгляд вопрошающего был обращён к нему, то и отвечать взялся шатен со смуглым лицом:

– Я потому и в клетке, что хотел быть свободным человеком, а не пронумерованным скотом, живущим на короткой привязи.

– А я и сейчас свободен, – высказался длинноволосый. – Никакой клеткой невозможно удержать полёт души, свободу мысли и неукротимость духа.

– Красиво сказано, коллега, – поддержал коротко стриженный. – И главное – верно!

– А я всего лишь занимался наукой, – заговорил блондин в очках, устремив взор на лоскуток неба в решётчатом окне. – И раньше моей клеткой была лаборатория, которая, честно признаюсь, нравилась мне гораздо больше, чем клетка данной конструкции. – Помолчав и опустив глаза, добавил. – И мне немножко страшновато.

Тюремщик хищно оскалился.

– Тебе и должно быть страшно, лабораторная крыса! – прошипел он. – Вам всем должно быть страшно, потому что впереди вас ждёт то, чего все больше всего боятся и перед чем все в страхе трепещут. Каждого из вас ждёт смерть под страшной маской неизвестности!

Коротко стриженный тут же поймал того на слове:

– Разве не перед именем Великого Императора все должны в страхе трепетать? И разве не самое страшное в жизни, как нарушение хоть одного пунктика инструкции? Я уже не говорю про нарушение закона. А может ты притворяешься, а вовсе не трепещешь при виде статуи или портрета, или при упоминании имени Великого Инквизитора? Может ты кланяешься перед его каменным истуканом, а в мыслях обзываешь душегубом? Так ты и вправду хамелеон?

На лице несчастного тюремного чиновника отобразилась целая гамма чувств: растерянность, испуг, злоба, перерастающая в бессильную ненависть к преступникам, которые имели смелость сказать то, о чём он страшился и подумать. От волнения, страха и противоречивых чувств проступил пот и лицо покрылось красными пятнами, через секунду-другую меняющими окрас на бордовый, а потом на тёмно-коричневый. Заключённые дружно засмеялись.

– Я приказываю всем замолчать! – истошно заорал он. – Я всем приказываю не произносить священное имя Великого Инквизи… – надзиратель испугался ещё больше. – Чтоб вы сдохли в этой клетке прямо сейчас, выродки!

Все по-разному смотрели на этого человека, нелепо зависящего от чьей-то глупой прихоти и боящегося даже своих мыслей. Длинноволосому было его жаль, блондину было за него стыдно, а коротко стриженный утешил, чтобы потом уничтожить окончательно:

– Что, бедолага, испугался собственных мыслей? Страшно стало? Не бойся, мы тебя не выдадим. Правда, ребята? Запомни, мы своих не выдаём. А нам свой человек в таком учреждении пригодится. – Страж побелел до мелового цвета, провокатор рассмеялся. – Эх, ты, рабская твоя душонка, мы сидим в клетке сейчас, а ты в ней живёшь всю жизнь. Таких как ты надо кастрировать при первых признаках эрекции, чтобы не плодили на Земле трусость, раболепие, лесть и угодничество!

Вспотевший и вновь побагровевший страж зло плюнул в их сторону и отошёл к своему столу. Длинноволосый с тоской посмотрел ему вослед и обратился к собратьям по несчастью, если, конечно, можно назвать несчастьем твёрдо выбранную в жизни идейную стезю:

– А знаете, что самое страшное в жизни? Самое страшное, друзья, это быть похожим на него. Стать рабом и не замечать этого. Но мы не должны его осуждать, а обязаны пожалеть, ибо когда в человеке убивают совесть, то душа постепенно умирает сама. А человек без души, уже совсем не человек – лишь биологическая субстанция, живущая низменными инстинктами, но обладающая разным потенциалом интеллекта. Вот этот самый потенциал интеллекта, в совокупности с уровнем хитрости и коварства, и определяет социальный статус современной особи, что для них является не просто приоритетом, а доминантой и смыслом жизни. Ибо, друзья мои, только душа и совесть наши могут подсказать правильные поступки и дать верную оценку словам, а ещё указать единственно истинный жизненный ориентир. А эти бедняги живут в мире, где даже при солнечном свете царит непроглядный мрак.