Альманах - Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Они сражались за Родину»

С того дня пошла о нём молва. Мол, не иначе как нечистая сила заговорила тело лейтенанта ради его поганого языка. Мистика – штука летучая: скоро весь фронт знал, что в 60-й армии воюет нечистая сила.

Бойцы на разные голоса смаковали несуразицу.

– Чтоб уничтожить нечистую силу наверняка, командованию придётся положить всю 60-ю. А как иначе? Нечистая – она вроде ветрянки: передаётся, но не сразу проявляется. В 60-й (тут неча и думать!) все друг от друга перезаразились. В расход её надобно, чтоб фронт спасти!..

– Не-е, пусть нечистая сила поможет нам немца побить. А после Победы мы с ней как-нибудь управимся. Попа кликнем. Поп не поможет, так мы её штыком! И закроем вопрос.

– Э-э, нет, – говорили третьи, – кровушкой великой полита будущая Победа, да сколько кровушки ещё война выдавит из русского солдата! Нельзя нашу Победу нечистой силе отдавать. Нешто мы служки её какие. Кровь русского солдата с нечистой силой не смешивается, это точно.

Из ставки фронта, от генерал-полковника Курочкина (да-да, того самого, о котором замком Мезенцев лопотал в начале нашего рассказа), приехал в батальон штабной майор разузнать, что за хмель ходит по войскам и не вредит ли эта, так сказать, нечистая сила боевому духу геройского личного состава.

Тотчас послали за Хохловским бойца. Тот нашёл лейтенанта на самом краю позиции (Хохловский тайно подснежники собирал), передал приказ. Поспешили они по окопному лабиринту до командирской землянки.

Вдруг небо содрогнулось от рёва немецкой авиатехники.

– Ё-моё! – Хохловский остановился, зыркнул округ по-волчьи и бросился к торчавшему над окопом станковому пулемёту Дегтярёва.

– Стой! – заорал порученец, прячась в толпе бойцов под ближайшее укрытие. – У меня приказ доставить тебя живым!

– Или мёртвым… – огрызнулся лейтенант и замер, изготовившись к стрельбе.

Тем временем немецкие самолёты выстроились в атакующую цепь и, предвкушая сладость «диалога» с неприкрытой пехотой, помчались, как рой пчёл, на окопы батальона.

Хохловский поймал на мушку первый по ходу мессер, дождался момента, когда самолёт завис над окопом, и дал прицельную очередь. Мессер вздрогнул, загорелся и, заваливаясь набок, стал падать.

Следующие два пролетели над головой Хохловского, поливая свинцом каждый сантиметр передовой окопной линии. Одна «пчёлка» надкусила Хохловскому правое ударное плечо. Скрипя зубами от боли, он переложил приклад под левую руку, поймал на мушку четвёртую машину и снова дал прицельную очередь.

Невероятно, но второй выстрел тоже достиг цели. Мессер накренился и резко пошёл в сторону. Через несколько секунд он уже горел, уткнувшись в землю за спиной Хохловского.

Сделав короткий круг над позицией батальона, два удачливых мессера развернулись вслед пятой, последней в звене машине и приготовились к повторной атаке.

Пятый мессер (пяточка) пролетел над русским окопом, обрызгав всё вокруг смертоносным металлическим дождём. А следовавшие за ним два развернувшихся мессера, как две рассерженные орлицы, подвисая в слоистой прохладе воздуха и пританцовывая крыльями, пошли конкретно на Хохловского.

К этому времени – хотя неторопливым словом «время» невозможно описать мгновенный калейдоскоп происходивших событий, и всё же скажем: к этому времени – ещё две «пчёлки» присели на «хохловский медок». Одна (экая шалунья!) прошила сдвинутую набок фуражку и вместе с кокардой оторвала герою правое ухо. Вторая (отменная стерва!) вошла лейтенанту в грудь и, чудом не задев позвоночник, вырвала из спины клок мышечной ткани.

Хохловский, задыхаясь от крови, поднимающейся горлом, вжался в пулемёт и превратился в один огромный глаз. Этот единственный неповреждённый орган тела «вздыбился» от боли и упёрся в фюзеляж подплывающей, как большая рыба, машины с жёлтыми симпатичными крестообразными чешуйками.

«Какая ты красивая!..» – прошептал Хохловский, теряя сознание. Последние три слова были сказаны им, видимо, очень громко. Рыба встрепенулась и, раскрыв плавники, метнулась в сторону облака надвигающегося чёрного тумана. Её дивный серебристый хвост ещё какое-то время маячил в сгущающейся черноте, но вскоре и он стал совершенно невидим…

Бойцы покидали укрытия и молча грудились вокруг мёртвого лейтенанта. Командир батальона снял фуражку и, не говоря ни слова, присел на корточки у ног Хохловского.

Кстати сказать, как только загорелся третий самолёт, мессеры как по команде развернулись и убрались восвояси. Авиационный гул смолк за дальним лесом, и над всем фронтом нависла короткая целебная тишина.