Хелен Лимонова - Лимонник. ВЫПУСК №2 по материалам израильских литературных вечеринок

А в июле я поймала себя на мысли, что еще никогда в жизни не прощалась так часто. Я говорила «пока», обнимала, уходила, уезжала на машине, поезде, самолете – сколько же средств придумало человечество для расставаний?! До сих пор удивляюсь, как я больше не пл ачу?

Но жизнь не стоит на месте. И теперь я знаю, что за сутки можно успеть выпить кофе на Чаринг-Кросс с мужчиной не моей мечты, воткнуть телефон в розетку в таллиннском аэропорту, пересечь границу с Россией и, на секунду застыв, ответить на вопрос: «Девушка, а где вы вообще живете?», пережить этот калейдоскоп событий, но так и не понять, как обрести тебя, не потеряв себя.

Твои черничные ночи, мои брусничные дни… В застывшем воздухе замирает повседневность, не дает ответа. Кого любили мы, кто любил нас?

Зачем-то я снова на «Короблях», хотя отчетливо помню тот мутный февральский вечер. В чехле около батареи свадебное платье – я надену его, чтобы через пять лет поставить подпись в свидетельстве о разводе. И вот снова на этом балконе – сидим, курим.

Если верить штампу, я всё еще числюсь его женой. Сделаю вид, что не заметила слезы, да и он скажет «тебе показалось». Впереди только приторный июльский полуденный горизонт, уходящий куда-то в бескрайние балтийские просторы, свист маршруток, пыль, клекот прохожих, зелень листвы, бьющая по глазам.

Мне кажется, что время остановилось. Но это – лишь минутная слабость. Время остановилось и так же стремительно побежало дальше. Август.

Я уже не верю миражам, листаю на ночь высказывания Далай-ламы в «Инстаграм», ночи провожу на полу аэропорта Бен Гурион, всё еще жду удачу, почти не плачу, задумываюсь: стоит ли загадывать желание на падающую звезду? Ведь падая, она как бы умирает… Хотя, вроде, уже не задаюсь вопросами, на которые нет ответов, но от себя не убежишь. Да и не надо. Да и стремительность жизни – полная иллюзия.

Встретить случайно рассвет в Тель-Авиве, перебрать рукой твои кудри и остаться в этом мгновение навсегда. Вот женщина в окне напротив собирает с веревки белье… Я впервые рассмотрю этот город, услышу первых птиц, вздохну, улыбнусь, поставлю точку.

Иногда кажется, что меня не хватит. Но на Суккот, ты сказал, придут дожди, а я сварю первый в этом году глинтвейн. Закутаюсь в плед и сяду у окна слушать, как кап-кап-капают капли дождя.

Вспомнилось вот… Лет двадцать назад я некоторое время работала в фирме по уходу за стариками. У меня была одна подопечная старушка по имени Шошана. Годков ей было 92. Она жила в центре Тель-Авива, на улице Фришман. А я ездила к ней каждое утро, по дороге закупала продукты, заказанные со вчера, потом готовила, убирала и выводила Шошану в небольшой парк. Там мы с ней сидели на скамейке, беседовали на подзабытом, но всё ещё памятном ей русском языке. В основном говорила она…

В 1926 году двадцатилетняя Шошана, тогда ещё Роза, вышла замуж за двоюродного брата своей матери, молодого сиониста и очень пламенного борца за еврейские идеалы, которые из Киева виделись легко достижимыми и близкими. Муж увёз Розу в Палестину, переименовал её в Шошану, поселил где-то у чёрта на куличках и начал строить светлое будущее всего еврейского народа в отдельно взятой стране.

Тут Шошана принималась перечислять великих людей, с которыми её муж, Шимон, сидел за одним столом и здоровался за руку чуть не каждый день! А в это время сама Шошана, исправно выполняя заповедь, рожала детей. Из пяти выжили двое – сын Ронен и дочь Микаэла. К тому времени, как я познакомилась с Шошаной, это были уже пожилые люди, жестковатые в общении, с большой долей снобизма по отношению к «русским». Тогда мне это казалось странным и немного обидным. Сегодня я уже могу это объяснить. Дистанция была защитой, нежеланием иметь что-то общее со страной, которой они не знали, но о которой знали из рассказов. И ничего хорошего им не рассказали!

Со мной они практически не общались. Приходили навестить мать раз в неделю, по очереди, не более чем на час. Огромная квартира была велика субтильной Шошане. Из пяти комнат, разбросанных по всему периметру, ей бы хватило одной. Собственно, так и было – она жила в спальне с высокими потолками и величиной с небольшой танцевальный зал. Типичная баухаусная архитектура, которую я обожаю…

Шошана была болтушка и непоседа в свои почтенные годы. Можно только предполагать, какова она была в молодости! Когда мы меняли памперсы, она рдела и смущалась, а однажды сказала: