Алиса Даншох - История болезни, или Дневник здоровья

Как-то весной, когда тёплые рейтузы получили отставку, а их место заняли носочки, украсив бледные детские ножки, мы играли в классики, расчертив квадратами асфальтовую дорожку сквера. Неудачно прыгнув вбок, я не удержалась на ногах и, упав, сильно разбила колено. Кровь текла по ноге, я плакала от боли и страха испачкать новые белые носки. Временно перепоручив своих подопечных дружественной тётеньке, точно так же выгуливавшей детишек, Валентина Фроловна повела меня в школьный медпункт. Суровая медсестра для начала обработала колено перекисью водорода, а потом выкрасила его бриллиантовой зеленью. Рыдать в голос мне мешала незнакомая обстановка, и я тихо всхлипывала от бесконечной жалости к себе и от обжигающего эффекта кровоостанавливающих средств. На прощанье неласковый белый халат дал мне мензурку с отваром валерьяны и скомандовал: «Не хныкай! Выпей и успокойся!» Я с трудом выдавила из себя: «Спасибо». И ведомая за руку добрейшей Фроловной, прихрамывая, вернулась в сквер. С тех пор все порезы, ранки и раны я всегда обрабатываю перекисью и потом смазываю зелёнкой или ярко-красной жидкостью Кастеллани. Сравнительно недавно я узнала, что бутылочки с этими лекарствами лучше сохраняются в холодильнике, тогда как спиртовая настойка календулы прекрасно выживает в любых условиях.

В ту далёкую летнюю ночь, когда меня укусила безвестная кошка, пузырёк с календулой обнаружился в моём секретере и оказал мне первую медицинскую помощь. В восемь часов утра, к моменту открытия поликлиники, я уже стояла у регистратурного окошка. По выданному талончику меня принял хмурый, не выспавшийся от молодости врач-травматолог. Выслушав историю про ночное происшествие, он без лишних слов сделал второй в моей жизни внутримышечный противостолбнячный укол. Первый я получила в раннем возрасте, после того как пыталась отнять кость у болонки Джонни. Кость, с моей точки зрения, была слишком большой для такой маленькой собачки, и я боялась, что животное ею подавится. Однако Джонни считал иначе и отстоял свою собственность единственным доступным ему способом, цапнув меня за руку. Я получила прекрасный и очень болезненный урок по правилам обращения с домашними животными. Я его хорошо усвоила и больше никогда не приставала к собакам, выражая моё к ним отношение исключительно словесно-декларативным образом. Например: «Ну ты и классный пёс!»

Если с собаками я общалась издали, то с кошками была накоротке. С общего согласия соседей в нашей арбатской коммуналке жила полосатая Пуся, гулявшая сама по себе туда-сюда через кухонную форточку первого этажа. Она пользовалась несомненным и весьма ощутимым успехом у местных котов, и два-три раза в году мы получали вещественное тому доказательство в виде котят.

После неожиданной кончины нашей дворовой примадонны освободившееся место квартирного любимца занял её родной сын Пус – крупный экземпляр ловца мышей из последнего помёта с окраской a la зеркальный карп. Он, как и его мать, любил вольную жизнь и лишь позволял кормить себя варёной рыбой, всегда поджидавшей его на кухне в миске под раковиной. Пус часто отдыхал на развилке дерева у нашего окна, что послужило причиной несправедливых обвинений со стороны старой большевички и персональной пенсионерки со второго этажа. Она уверяла, что кот, пользуясь её отсутствием, тайно проникал в комнату через балкон и воровал из холодильника мясо. Она требовала принять строгие меры и наказать похитителя чужой собственности, тем более что говядина была не простая, а из спецраспределителя для людей с особыми заслугами перед Родиной. В присутствии раскипятившегося члена ВКПб с семнадцатого года бабушка сурово выговаривала Пусу: «Не ходи на второй этаж, не ешь чужое мясо, у тебя своя рыба есть». Кот слушал, недоумённо жмурясь, и, возмущённый большевистскими инструкциями, начинал рьяно приводить в порядок свою меховую одежду модной дизайнерской окраски.

Однажды Пус пропал, а вместе с ним и многие другие ночные завсегдатаи мусорных баков, что привело к незамедлительному росту поголовья грызунов. Мы не сомневались, что котов извела команда Шарикова, которую вызвала мстительная большевичка. Доказательств у нас не было, однако, встречая нас, кошконенавистница вызывающе смотрела в сторону, и мы перестали с ней здороваться в знак протеста. Нового мурлыку решили не заводить, а прежнего вспоминали с грустной улыбкой, непременно отдавая должное его чистоплотности и умению себя вести. Всю недолгую жизнь Пус демонстрировал тактичность, никого грубым «мяу» не обидел, всегда приветливо взмахивал хвостом при встрече, со спокойным достоинством ел рыбу, дремал, свернувшись на коврике у входной двери, или, вальяжно раскинувшись на кушетке, урчал от удовольствия. Он никого ни разу не оцарапал, чужого ни в лапы, ни в рот не брал и мученически погиб в застенках живодёрки. Я всегда относилась к животным лояльно, особенно к кошкам, и если говорила им «брысь!», то без злобы, исключительно для поддержания порядка, поэтому ночное нападение на меня дальнего родственника собственного кота Пуса было чрезвычайно обидным, незаслуженным и очень болезненным.