Гарик Абрикосович - Поморин

Не будем на это тратить время, потому как нужно еще успеть собрать вещи почти на всё лето и попытаться уснуть.

Прилегающий парк временно превращен в посадочный плацдарм для отправки детей.

Три дюжины автобусов, почти две тысячи уезжающих и провожающих, мигалки скорой и сопровождения, чемоданы, сонные дети, возбужденные родители и взмыленные сотрудники.

Из охрипшего мегафона непрерывно звучит важная информация:

– Уважаемые родители! Проверьте у своих детей наличие медицинских справок!

– Не давайте детям в дорогу скоропортящиеся продукты!

– Родители Антипенко Насти! Ваша дочь в шестом автобусе!

– Медперсоналу срочно подойти к машине скорой помощи!

– Кто оставил чемодан возле фонтанчика!

– Проверьте наличие вещей у детей!

– Повторяю! Из продуктов разрешены только конфеты, ва-фельки и печенье!

– Всем провожающим отойти от автобусов!

– Повторяю!..

6—05

Дорогие дети! Если вожатый радостно прыгает с вами на дис-котеке, знайте: он радуется приближению отбоя.

Только после отбоя, в сотый раз крикнув «а ну позакрывали рты!!!» и мысленно «да, когда же вы заснёте», начиналось зудящее состояние ожидания.

Только после отбоя в детском лагере начиналась полноценная жизнь…

Спальные комнаты детей уже темнели.

Сквозь бойкое стрекотание сверчков доносился приглушенный детский шепот через открытые створки окон.

– Разговоры, 2-ой отряд!

Мгновенная тишина, и снова приглушенный шепот через не-сколько минут.

Еще несколько замечаний, последние

– а можно в туалет ?

Строгое и почти страшное:

– Я ща кого-то выведу в коридор.

И тишина! Отбой!

Детский лагерь уснул оздоровительным сном.

Освещенную центральную аллею лагеря уже более полувека охраняли статуи полтора десятка пионеров. Они ещё не подозревали, что через четверть века будут с позором декоммунизированы.

Пока же, в жару и холод, застыв в гипсе, они несли почётную вахту на Центральной аллее детского лагеря.

Главным украшением аллеи была двухметровая гипсовая композиция «Девочка верхом на Дельфине». Постаревший гипс осыпался и пожелтел, но гениальное творение скульптора, по-прежнему, подчеркивали изящность и советский монуметаллизм.

Одинокая девочка сидела в чужой панамке и чьём-то купальнике. Одной рукой она держалась за плавник дельфина, а второй – как бы приветствовала солнце, ветер и первого встречного.

Первым встречным оказался Бекон.

– Вот раздолбаи! – беззлобно выругался он, снимая с девочки чью-то одежду.

Самые остроумные клички животным, вожатым и врспитателям, как ни странно, придумывают дети.

Это было чуть ли не единственным исключением в истории кличковедения лагерной жизни, когда погоняло «вдруг» закрепилось с подачи кухни.

– Танечка! Я буду яишенку с беконом!

Под беконом подразумевались или пара солидных отбивных, или четверть курицы, или, на худой конец, полкило свежей докторской колбасы с яичницей.

– Конечно, Константин Палыч! Десять минут!

Мгновенно реагировала кухня, перемигиваясь друг с другом одним и тем же вопросом:

– Как обычно? С беконом?

БЕКОН! Кратко и хлестко пронеслось в рядах кухни, обслуги, затем всего педколлектива, а значит, и детей.

Умышленно пропуская подробности и детали об образовании, образованности, деловой хватке, организационных способностях, правильной идеологической подкованности и предшествующих подковерных интригах, сообщаем:

Константину Павловичу Значкову оказали высочайшее доверие стать ДИРЕКТОРОМ!

Трудна и неспокойна доля директора детского лагеря.

Без сна и отдыха на протяжении трех месяцев он:

– руководит правильным отдыхом детей;

– контролирует закупку и закладку только самых свежих продуктов;

– постоянно раздаёт ЦУ плотникам и озеленителям;

– утверждает все общелагерные мероприятия;

– реагирует на указания «сверху»;

– песочит нерадивых детей;

– встречает и провожает бесконечные комиссии о санитарном и противопожарном;

– воспитывает вожатых и грузчиков;

– бдит обликоморале в ночное время и даже участвует в художественной самодеятельности лагеря!