Аля Алев - Код. Путешествия по мирам бессознательного

Перед ним снова были ворота, тот же плющ обвивал их, но они уже сверкали, и нарастающий шум голосов был иным.

Голоса стали четче. Среди них явно слышался детский смех. Кто-то детским голосом крикнул: «Дурак!», и Валька ощутил толчок в спину.

Спустя какое-то время раздался резкий звонок, и Валька оказался в классе.

На руках ощущалось что-то липкое, и Валька увидел себя маленьким мальчиком лет семи-восьми. Он сидел за партой и шарил рукой по рабочей поверхности снизу.

«Жвачка!» – пронеслось в Валькиной голове.

Противное ощущение не отпускало пальцы.

Было мерзко и противно и хотелось выйти, чтобы скорее помыть руки, но тело сковывало.

Подняв голову, Валька почувствовал на себе «горгоний взгляд» и понял причину скованности.

Если бы не фон в виде доски, на которой мелом было начертано «Классная работа», то ту, что пред ним предстала в образе горгоны, невозможно было бы отделить от образа.

Узкая блестящая юбка, словно чешуя, огибала подвижное тело, а начесанные волосы, обрамлявшие лицо, мало чем отличались от змей.

Но страшнее всего был этот немигающий взгляд, который прямо сейчас уставился на Вальку.

«Горгона» изогнулась и, приблизив лицо к Валькиному лицу, прошипела:

– Шалишшшшшь, Соколов? Снова? Завтра же родителей в школу!

И резким движением она вырвала из потянувшейся было Валькиной руки дневник.

Валька, окаменевший от ужаса, понял, что оказался между Сциллой и Харибдой.

Он ужасно боялся гнева классной, но и не меньше боялся реакции матери, доверие которой не смог оправдать.

Он снова начал тонуть.

Он опускался все ниже и ниже, пока снова не впал в забытье на какой-то лесной поляне.

Очнулся он от того, что кто-то дышал ему в лицо и повизгивал.

По лицу словно провели влажной тряпкой, но на сей раз страшно не было, и Валька открыл глаза. Над ним нависала растерянная морда пса.

Валька сразу же узнал его.

Лет в двенадцать ему купили собаку, о которой он так мечтал.

Это был он, живой и теплый, и хотя Валька осознавал, что прошло много лет и пса давно нет в живых, он потянул к другу руки, чтобы обнять его.

– Тришка! – обнимая собаку, прошептал Валька, и на его глаза навернулись слезы.

Пес радостно залаял, прыгая вокруг Вальки.

Где-то послышался смех матери и строгий голос отца.

Тришка умчался на голос, оставив Вальку наедине со слезами.

Слезы душили похлеще воспоминаний. И если последние явно оказывали сопротивление, то первым была дана воля.

Валька окончательно проснулся, обнаружив себя на кровати, где он и уснул, обнимающего мокрую от слез подушку…

Тело его содрогалось от рыданий, а сердце отдавало стуком в горле.

Смешанные чувства обуяли Вальку. Было больно, печально и так тяжело, что казалось, рыданиям не будет конца!

Валька рыдал, рыдал навзрыд.

Зрелый мужчина превратился в мальчишку, наполненного чувствами, и сейчас эти чувства, словно плотина, прорвали барьеры сознания, затопив тело и душу.

Сейчас на кровати лежал не Валентин Геннадьевич, а просто Валька! Не строгий и всеми уважаемый начальник омывал подушку слезами, а обычный парень, забывший и о своих мечтах и о своих чувствах.

И вот сейчас этот серьезный мужчина встретился с ними.

Спустя минут десять конвульсии прекратились, рыдания смолкли, и обессиленное тело снова погрузилось в сон.

Молодой подтянутый мужчина лет тридцати стоял перед знакомыми уже вратами, прижимая к левому боку коричневый портфель с документами.

Он был абсолютно уверен, что и теперь войдет легко во врата, но, только сделав шаг, оказался отброшен.

Сидя на траве, он услышал голос.

Голос исходил откуда-то сверху, и что-то подсказывало, что с ним говорит не иначе как сам Бог.

– Просраааал таланты! Не оправдаааал доверррие!

И манера и интонации насторожили Валентина, ибо божественный голос сейчас напоминал ему кота Матроскина из мультфильма «Простоквашино».

Пока Валентин вставал и отряхивал костюм, Бог продолжил, по-кошачьи растягивая слова:

– Вспоминай, что зарыл в землю! Дерррржи отчет!

Валька понял, что, похоже, сейчас он не где-нибудь, а на Страшном суде, и действительно, как только он об этом подумал, перед ним, восседая на облаках, появилась приемная комиссия в лице четырех экзаменаторов:

В центре восседал огромный кот с венком на голове. Полосками он и правда походил на Матроскина, а вот замершая улыбка явно досталась ему от Чеширского кота.

Ниже, вдоль стола экзаменаторов, растянулась золотая цепь, по которой кот тут же постучал молотком и объявил начало экзамена.