Игорь Кулькин - Лабиринты угроз

– Прости меня, – быстро проговорила она. – Я не знала, что так будет. Думала, они из-за меня, а они из-за себя… Ничего они бы тебе не сделали, Вася загодя сказал, что решил тебя просто поучить, в настроение ты ему попал. Тут еще Вьюн этот подвернулся со своими глазами страшными. Это все он, Апанасов из-за него выпендривался как мог, он его сам боится, а так тебя пальцем бы не тронул. И у меня-то ума нет, что на это все согласилась, но ты меня разозлил правда, прости…

Цыплухин молчал. Ни злобы, ни даже недоумения не было в его душе. Было безразлично и тихо.

– Не приходи сюда больше, – сказала Аня. – Апанасов это так ляпнул, про слугу-то, он тебя отпускает, я знаю. Вьюн бы не отпустил, но он Васю слушается… А у Васьки характер легкий, он над тобой поизгаляется три дня, а потом забудет… Все, уходи, прощай!

Она обернулась и побежала к дому, и только тут Цыплухин заметил, что пошел дождь, и что Анин свитер весь в черных пятнах от него, и что лужи кипят от капель прямо у ног убегающей Ани. Она добежала до подъезда, махнула рукой на прощание – и захлопнула дверь.

А Цыплухин стоял под дождем и слушал. Вокруг стало удивительно тихо, даже умиротворенно, только шуршали капли в кустах сирени, от клумб веяло свежестью, струились по крышам, опадая в водосточные трубы, бегучие струи. Медленно двинулся Георгий, совсем даже не торопясь, в свою «келью, где вершатся умные мысли», – так когда-то Апанасов назвал его квартиру. Шел долго, под этим неожиданно теплым весенним дождем. А когда добрел наконец до своего дома, нарочно отправился по лестнице, чтобы вышло дольше, мимо почтовых ящиков, кое-где пожженных спичками, мимо порожних пивных банок, оставленных на ступеньках, и вместо того чтобы идти к себе, хотя и ключи уже сжимал в ладони, позвонил в Софьину квартиру.

Она открыла не сразу, словно переждав некоторое время. Услышав ее скорые шаги, идущие к двери, Цыплухин чуть не убежал, сердце колотилось. Но он пересилил себя, дождался, пока она отопрет.

– Кто?

Георгий назвался.

Она открыла в халате, с полотенцем на голове.

– В душе была, извини, если долго… Что ты хотел?

– Ты спала с ним?

Она помолчала.

– С кем?

– С Апанасовым конечно…

– А… С чего ты решил…

– Так как?

– Нет конечно… Ты чего, Гоша? Он же сумасшедший какой-то, зрачки прыгают. Он меня проводил до подъезда, наверх просился, а я уперлась. Руками полез, я даже пощечину дала. Он мне вслед матом орал, никогда со мной такого не было, напугал. Я тебе ничего не сказала, он же друг твой, думала, сам тебе рассказал…

Цыплухин прислонился к косяку и медленно сполз на пол, не слыша ни вопросов Софьи, ни ее взволнованного голоса. И только улыбка, счастливейшая из улыбок, навернулась на его губы.

Георгий долго не мог успокоиться. Клеймо предателя жгло его. Ходил к дому Апанасова, видел, как вываливались из подъезда разухабистые ватаги, вешали на фонари белые флаги, а потом стреляли из пневматических пистолетов в фонарные стекла и погасили свет во всем квартале. Цыплухин не подходил к ним, держался вдалеке, выглядывал из-за стен домов. Остро переживал свое предательство, показаться перед бывшими товарищами в статусе проходимца и шпиона не смел. И завидовал им, оставшимся в этом блеске, в летящих и неуловимых событиях, на самом пике прогрессивного мира… Зато у него теперь была Софья, он приходил вечером, выдохшийся от своих переживаний, и она отвлекала его. Вкусный ужин вошел в традицию, они гуляли вечерами в парке, и Георгий, смеясь, указывал места, где прежде стояли бетонные урны, утащенные в квартиру Апанасова. Цыплухин отвыкал от своей прежней компании, как отвыкают от сильного лекарства. Вживался в новый быт, в семейный уклад. Устроился на работу – в фирму, программистом. Удачно получилось, что можно было работать на дому. Назначили месяц свадьбы, отправили заявление в ЗАГС на сайте государственных услуг. Все постепенно входили в спокойную колею.

О целях и смыслах, о благородных идеях оставленных им людей он старался не думать. Правда, так и не смог понять, как такие разные люди, как Апанасов и Вьюн, могли ужиться под сенью единой цели… А цель ведь великая! Нужен стальной характер, чтобы выдержать до конца. А есть ли такой у Апанасова, а тем паче у Вьюна? Скорее, кто-то не выдержит, предаст… Предательство! До сих пор это слово звучало для Георгия, как звонкая пощечина. Сознавать себя предателем и жить дальше, превозмогая судороги совести… Уверять себя, что все вышло случайно и могло произойти с каждым… Потихоньку, по крупице собирал сведения о Живолупе. Старый номер молчал. Открыв телефонный справочник, Цыплухин обнаружил там и телефон, и адрес своего мучителя. Софья была на работе. Что делать? Георгий взял нож из кухонного набора и вышел на улицу. Ветер нес по улицам сухую пыль. Идти было полтора квартала. Цыплухин задумался и дошел всего за пятнадцать минут. Вышло очень скоро. Потоптался у подъезда. Позвонил в домофон, но в другую квартиру. Откликнулся детский голос. Цыплухин сказал, что принес почту разбросать по ящикам. Открыли. Пошел пешком.