Объявляю охоту на хвостатого вредителя и с четвёртой попытки хватаю его на месте преступления.
Дерёт, лишенец, ковёр с упоением, привстав на задние лапы, жмурясь и мурлыча от чувства величия. В этом угаре и пропускает моё появление.
Изо всей силы гаркаю:
– А ну! Эт—то что за паразит здесь пакостит! Ща ремень возьму!
От неожиданности пятикилограммовый вандалишко приседает, прижимает уши и осторожно поворачивает круглую голову ко мне. Зрачки его расширяются, в них тлеет адский огонёк. Может и прыгнуть.
Продолжаю шуметь:
– Я тебя!
Воспользовавшись моментом, пока я ищу, чем бы его отоварить на скорую руку, кот с сопением втискивается под кровать, оставляя на виду истерически дёргающийся кончик хвоста. Там, в пыли и полусумраке пережидает грозу.
С тех пор приближается к ковру с оглядкой, и если в комнате кто—то есть, сразу принимается мыть пятку. Как будто за этим сюда и пришёл.
Бдит.
Не всё коту масленица!
Происхождение Марселя Кузьмича таинственно.
Папа Кузя – бел, как снег. Мама Ася – рыжая шельма.
Марсик – серо-дымчатый, с полосатыми лапками и чёрной полосой от загривка к спине. У самого носа небольшое рыжее пятнышко.
Поди, разберись, в кого. То ли в маму, то ли в папу, то ли…
Кот наелся, скучает, меланхолично намывается.
Решаю развлечь страдальца. Беру тёмные очки, зимнюю шапку, заматываю лицо чёрным шарфом.
Ну, сейчас подскочит к потолку!
Осторожно подкрадываюсь к зверю сзади, стараясь не спугнуть раньше времени и говорю: «Буууу!»
Прервав вылизывание бока, Марсель, показывает мне кончик языка и невозмутимо идёт тереться о колени.
На маскарад – ноль внимания. Будто и нет его.
Мурчит: «Я тебя, рррожа пррротокольная из ста тыщ узнаю»
Вы всё ещё уверены в справедливости высказывания: «Отчего кот гладок? Поел, да и набок»?
А примерьте его на себя!
Как?
Да очень просто. Берёте упаковку «Фрискис», Заглатываете. Закидываететсь сухим «Китикэтом» (мы им в 90-е разведённый «Ройал» закусывали. Им и «Чаппи»), и запиваете чистой некипячёной водичкой.
Понравилось? Чувствуете, как захотелось на бок-то упасть?
Нет?
Странно…
Ну, вот вам кусочек котлетки. Маленький. Совсем крохотный! Чтоб не отравились…
А теперь главное: достаёте из закромов старую пыжиковую шапку. Или кроличью. Валяете её у порога минут пятнадцать и полчаса вылизываете.
Ну, и отчего же кот гладок?
Жена оставила телефон на ночь на кухне. Заряжаться. А там – будильник. Дверь на кухоньку захлопнута во избежание ночных похождений Марселя. И звонок на работу никто не слышит. Все дрыхнут, лежебоки глухие, тетери сонные!
Все, кроме Марсика. Услыхав песню, звучащую из-за двери, он начинает с мявканьем носится по квартире и скакать по кроватям! Будит…
Спасение подоспело вовремя, никто не опоздал.
В благодарность кота загладили до состояния коврика.
Занимаюсь корректурой «Орфея». Час правлю текст, другой, третий.
Котя сидит на подоконнике и с тоской в осенних глазах рассматривает, как я стучу по клавишам. Он уже успел поспать, поесть, сходить в лоток, умыться, снова поспать, ещё поесть и теперь вот наблюдает за хозяином. Попытки взять меня на понт жалостливым: «Мммьяяяаааууу» и вовлечь в скачки по квартире, закончились неудачей. Я на провокацию не поддался.
Нууу, почти не поддался :))
Чувствую, что от однообразной работы тупею.
И Марсик чувствует, что я тупею, поэтому он говорит ворчливо: «Мря», что по-видимому, должно означать: «Эх ты!», и покачивая серыми шортами скрывается в большой комнате.
Там у него любимая игрушка – белка. Рыженькая, носатая, с бачками и хвостом, как у Марселя. Белка эта не простая, а говорящая. Точнее, смеющаяся. Стоит ей почесать животик и немного надавить на него, она хохочет женским голосом. У меня так первая жена смеялась, когда я острил. Да. Нынешняя вот безо всяких острот смеётся по пол дня. И даже щекотать не требуется и уж тем более надавливать. Ежели надавить куда, она другие звуки издаёт. Икает, ага.
Читать дальше