Лилия Подгайская: Буря на острове

Оба раненых солдата встали на ноги довольно быстро, но исцеление Мориса шло долго и трудно. Несколько дней после ранения он не приходил в сознание, и святые отцы отчаялись уже было видеть его в числе живых. Возле него постоянно дежурил один из двух, наиболее сведующих во врачевании монахов. Когда вечером пятого дня после прибытия раненого в обитель, он открыл глаза и спросил, где находится, радости не было границ. Эту новость тут же сообщили за стены монастыря, где она была встречена бурным ликованием. Однако это было только началом долгого пути к выздоровлению.

Рана на лице рыцаря была ужасна. Левая щека разворочена, оголив верхнюю челюсть, глаз скрыт под отёкшим и посиневшим веком. Никто не мог сказать с уверенностью, что этот глаз будет видеть. Рану на лице осторожно и бережно зашил брат Эндрю, но нужно было время, чтобы ткани хоть частично восстановились. На рану постоянно накладывали повязку с лечебной мазью. Трав понадобилось много, как и барсучьего жира, и воины деятельно помогали монахам добывать нужное.

Правая нога Мориса оказалась сломана в голени – обе кости, причём с обломками. Её с трудом собрали, как могли, и заключили в жёсткую оболочку из прочной коры и твёрдых досточек – чтобы кости могли срастись хоть относительно правильно. На это тоже нужно было время, не меньше как месяца полтора, сказали монахи-врачеватели. И потянулись дни.

Когда Морис смог, наконец, подняться на ноги, он был худ как скелет, бледен как привидение и жестоко обезображен – его лицо с ужасающим бордовым шрамом было страшным, правая нога оказалась после сращения костей короче левой, и рыцарь сильно хромал. Теперь задачей его было восстановить силы и научиться с травмированной ногой ездить верхом – ведь предстоял ещё долгий путь домой. На это ушло ещё около месяца. И вот пришло время отправляться в путь.

Стояла уже поздняя осень, и нужно было выбраться из этой гористой местности, пока холода, снег и наледи на дорогах не сделали путь непреодолимым.

От добрых монахов они узнали, что английские войска давно уже покинули Шотландию, и между двумя странами установлен мир. Тем не менее, святые отцы выделили им проводника, хорошо знающего эти места, чтобы легко и быстро выбраться к границе. Прощание было тёплым. Англичанам дали запас еды в дорогу и снабдили тёплыми шерстяными плащами, какие носят пастухи в горах. Они защищали от дождя и холода днём и согревали ночью.

Брат Дугал, и правда, оказался незаменимым в дороге. Он знал все тропинки в этих горах, умел обойти любые мало-мальски опасные места и сократить время в пути до минимального. Всё же Морису было ещё очень нелегко преодолевать преграды на дороге, да и вообще долгая езда сильно утомляла его. Поэтому ехали медленно, рано останавливались на ночлег и делали привалы днём. Через четыре дня пути отряд англичан, возглавляемый шотландским монахом, достиг границы. Пришло время прощаться. Морис вложил ещё одну серебряную монету в руку брата Дугала. Пятнадцать таких монет остались в обители в благодарность за оказанную помощь. Морис отдал бы и больше, но нужно было что-то оставить на дорогу, путь ведь и по своей стране неблизкий. Однако свою благодарность он высказал тёплыми словами, которые пришлись по сердцу этим монахам-отшельникам, редко видящим людей.

Армия англичан возвратилась на юг в начале октября, когда было ещё тепло и солнечно. И тогда Вильгельм узнал, что Мориса и его солдат нет среди вернувшихся. Их видели в начале вторжения в Шотландию, а потом они как в воду канули, и никто не знал, что с ними случилось. Король крайне опечалился этим обстоятельством. Ему даже думать страшно было о том, что делается во Фрисби. Бедная Эльгита! Ведь её и Мориса связывала настоящая любовь. Как она теперь будет без него? А малышу Филиппу нет ещё и пяти лет. Вильгельм долго размышлял, чем может возместить потерю семье друга. Но как ни крути, выходило одно – нужно было вернуть Мориса. А это не под силу даже королю.

Однако Морис вернулся сам. Как-то под вечер холодного декабрьского дня, когда первый снег уже покрыл землю, перед воротами поместья остановилась маленькая группа страшно уставших людей, кутающихся в большие грубые плащи. Их кони были измучены не меньше всадников. Взволнованная Эльгита выскочила к воротам в надежде получить хоть какую-то весточку о муже. Каково же было её потрясение, когда первый из всадников спешился у ворот и открыл лицо. Эльгита замерла. Перед ней был Морис – покалеченный, изуродованный, но живой. Глаза её застлало слезами, язык отказался повиноваться, и она только молча смотрела на мужа.