Дмитрий Сидоренко - Когда в юность врывается война

Когда было закончено с внешним видом, нам разрешили посмотреть Москву. Прежде всего, мы решили посмотреть метро. Спустились на станции «Динамо». Нас поразила чистота и исключительное изящество работы. Всё сияло вокруг. Я не видел себя, но друг мой сиял, как и все новички в метро. Всегда, между прочим, видно человека, впервые попавшего сюда: он обычно умилённо улыбается, а лицо его светится восторгом.

Дмитрий Сидоренко, слушатель ВВИА им. Н. Е. Жуковского

Подземные дворцы открывались под землёй. Посмотрели станции «Динамо», «Сокол», «Площадь Маяковского», «Белорусскую» и на «площади Свердлова» поднялись в центре Москвы. Посетили Исторический музей, музей Ленина, Красную площадь. Красная площадь мне всегда представлялась на картинах и фото почему-то шире и длинней.

С полмесяца я изучал Москву, посетил много музеев, театров, был в планетарии, был в Большом театре… Но чтобы изучить Москву нужно, по крайней мере, не один год. Потом, военному человеку рассматривать Москву крайне неудобно: много внимания приходится уделять приветствиям, в отношении которых в Москве тогда было очень строго. Часто, увлекшись изучением Москвы, ребята попадали в комендатуру.

Москва возрождалась, поднимая дух москвичей. Уже гремели победные залпы. Помню, это был салют за Киев. Навсегда останется он в памяти. Мы с другом прибыли на Красную площадь, чтобы ближе видеть происходящее.

В 22:00 – грянул первый залп, и Москва осветилась. Со всех сторон в воздух полетели красные, зеленые, синие и белые ракеты. Они рассыпались, пересекаясь высоко над Спасской башней, над кремлевскими курантами. Москва ликовала. На крышах домов стояли люди и шумно кричали, выражая свою радость.

Я испытывал подъем духа и бурлящее чувство гордости за свою родную страну, за наш непобедимый русский народ. Все суетились, все хотели куда-то бежать, никому не стоялось на месте. Мы тоже побежали, сами не зная, зачем и куда. Какое-то возвышенное чувство подхватило нас, и мы не могли уже остановиться.

Вдруг, прямо с разбега, на шее друга, который бежал впереди меня, повисла какая-то молоденькая девушка. Она обвила его своими руками и крепко поцеловала в лоб. И в ту же секунду скрылась в толпе.

Так она выразила свою радость, поцеловав, видимо, первого встречного офицера. А друг стоял, ошеломленный неожиданностью, и счастливая улыбка играла на его лице. Он пытался запомнить её лицо, горящие глаза, полные радостных слез, сохранить тепло её нежных рук.

– Где она есть?.. Такая хорошая, поцеловала бы ещё раз… – как-то мечтательно, улыбаясь, медленно прошептал он, и вдруг резко отскочил в сторону, больно задетый в суете каким-то велосипедом.

Мы спустились в метро.

– М-да!.. Хорошая была дивчина…, – нескромно вздохнул мой друг и мило улыбнулся, всё ещё находясь под впечатлением случившегося.

– А тут не болит? – И я указал на бок, куда его ударило велосипедом. Он посмотрел на меня, и мы оба рассмеялись.

Это был Василий Петренко – замечательный человек, способный, одаренный парень. Рослый и крепкий, с выразительным румяным лицом, большим округлым лбом и веселыми карими глазами, он был привлекателен. На лбу его, образуя несколько продолговатых морщинок, придававших его лицу всегда сосредоточенное выражение, выделялся большой шрам – следы удара лошади в раннем детстве. Об этом он рассказывал так: «С добрым намерением я зашёл нашей кобыле сзади и хотел оторвать на задней ноге прилипший репьях, но она, неблагодарная, так двинула меня ногой, что я оказался в куче навоза с разбитой головой».

Он говорил спокойно, с каким-то едва заметным приятным акцентом, мягким ласкающим баритоном, чуть-чуть картавя, что придавало его речи особенную прелесть и даже какое-то гипнотизирующее действие.

Он всегда был исключительно спокоен, в любом обществе держался весело и свободно, умел что-нибудь тонко подметить в людях и пустить крепкую, ядовитую шутку. Он был из тех людей, которых можно было слушать, не скучая, целые сутки, приятно отдаваясь обворожительным звукам их голоса.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».