Исаак Ландауэр - ЛЯДЬ

– Умная ты баба, – осклабившись ревниво, через силу улыбнулся будущий спаситель.

– Баба другой и не может быть. Иначе это уже так, физиологическая добавка.

– Как? – оторвавшись частично от процесса, не поленилась закричать через комнату Малая.

– Не как, а к чему! К вот этому, змею Горынычу вашему, – и, перегнувшись через стол, она картинно чокнулась с объектом, чем вызвала уже искренний смех Вована. Покуда вышеозначенный столовый прибор не почесал ему за ухом. – Вот и прошляпил ты, десантник, свою горемычную шкуру.

– Какой я тебе десантник, – голос прозвучал с хрипотцой, и младшие по званию друзья в кровати напротив синхронно остановились, по опыту зная, что произойдёт в следующий момент.

– Да мне по барабану, какой ты парашютист. Давай пить или трахаться, а приёмы самбо оставь для профбесед с малолетками, кому ты мозги войной своей промываешь. Козёл плешивый, тебя убьют, я поплачу и забуду, а у них, – она указала на замерших в жизнелюбивых позах молодых людей двадцати с небольшим, логично предпочитавших сочные прелести Малой иным задушевным разговорам, – только началось всё, да и то уже с какой-то бесовщины.

– Ты женщина, – спокойно ответил Вован, – тебе нужно любить и продолжать жизнь. Но кому-то требуется и убивать, иначе ценности у того, что ты так лелеешь, не останется совсем. Никакой. Мы во всю прыть движемся к мироустройству, в котором человек перестанет гибнуть даже в ДТП, когда машиной управляет навигатор, и без войны в этом мире никак. Без терактов, неопределённости будущего, всяких там подпольных, распиханных по всему миру организаций. Иначе люди перестанут бояться. А без страха жизнь непередаваемо скучна, поверь, я знаю. И тогда они начнут сами искать этот страх, ибо нет переживания сильнее, ярче и соблазнительнее, чем просто дышать. Понимая, что дыхание твоё может в следующую секунду оборваться. За эдакое счастье погрязший в скуке предсказуемости человек отдаст всё что угодно. Детей своих не пожалеет, не то что какого-нибудь зачуханного правоохранителя, из чьих мёртвых рук он автомат заберёт. И два рожка к нему, по тридцать патронов в каждом. При некоторой удаче, это ещё дюжина трофейных автоматов. Полувзвод ищущих одного только страха бойцов – без жалости и сострадания. И куда уж там – без царя в голове. Так что мы – за ваши харчи и ваше уважение – вас же в искусственном страхе призваны держать.

– По всему видать, не набзделся ты ещё в окопах, дурында моя, – вздохнула тяжело Натаха, но тут провидение в кои-то веки сработало на ситуацию, и один из партнёров Малой заорал от удовольствия благим матом, демонстрируя окружающему миру, что пик его наслаждения подступает так же неотвратимо, как неисповедимы пути его старшего товарища. – Поучился бы лучше с молодого, с прошлого ведь ещё раза я у тебя не пользована.

– Налей давай сначала, – произнёс горе-любовник универсальную фразу, дарившую ему передышку на всяком жизненном перепутье – от сомнительной результативности коитуса до зачистки кварталов под Степанакертом.

Потому что все профессии важны. Но некоторые – важны особенно. Лично её принадлежала к числу последних столь же безусловно, сколь… да сколько угодно. Продажная женщина – что радость загробного мира: сам факт, что способен, пусть заработав посредством жёсткой многомесячной экономии, украв или убив, но получить в распоряжение красоту, является противовесом очевидной бессмыслице существования. Как без надежды на вечную жизнь, жить без неё тошно. Никогда, пожалуй, и не воспользуешься той Надеждой, но этой-то можно…

Именно в её объятиях – впрочем, не всегда буквально, но находили эти несчастные кратковременный покой и забвение. Совестились, нелепо выкладывались, частенько рыдали, кляли судьбу или, если хватало честности и смелости, себя. Рвали на груди майки, предварительно аккуратно по пуговицам расстегнув рубашку, лупили кулаками в стену, пытливо заглядывали внутрь ствола заряженного ПМа, стараясь разглядеть пулю в патроннике. Пока, наконец, движимые нормальным природным инстинктом, а не самоутверждением или желанием угодить официальной спутнице, не вгоняли в неё яростно уже другой ствол, оставляя в испачканных простынях… Как знать, многие жизни и покалеченные во имя застарелых комплексов судьбы, тоску, безудержное пьянство, нервный смех на бракоразводном процессе, синяки на теле собственных детей, ужас от сопричастности, терзания совести, чувство потерянности и ненужности, запрятанное глубоко в подвале опостылевшего дома, аккурат под жирно намыленной петлёй из добротного импортного каната.