Наталия Небылицкая - Мир сказок грустных, веселых, ироничных и печальных

– Спасибо, – бедная Любаша растеряна.

– Однако я вас совсем заболтала, простите, – Рахиль улыбается, – знаете что? Мы с Ксюшей устраиваем небольшое суаре в связи с моим приездом. В пятницу, часиков в семь, буду очень польщена. Приходите. Ксюша, объясни, как доехать.

Квартира Ксюши и Рахили. Обе накрывают на стол.

– Куда ставишь фаршированную рыбу? – сердится Рахиль. – Надо в центр. Ты не забыла пригласить отца Иоанна?

– Конечно, без него никак.

– Это точно, иначе все будут говорить только о политике. Где посадим твоих работодателей?

– Они не придут.

– Ошибаешься.

– Снобы самого низкого пошиба.

– Спорим?

– На что?

– Дай подумать.

Некоторое время они расставляют нужные для трапезы предметы: тут нож, там вилка, здесь кольца для льняных, чуть накрахмаленных, салфеток. И всё это быстро, споро, ритмично, словно станцевавшиеся партнёры.

– Свечи? – спрашивает Ксения.

– Перебьются.

– Ты чего злишься?

– Неспокойно мне. – Рахиль расставляет свечи.

– Вечно у тебя так: сначала строгое «нет», а потом… – смеётся Ксения. – Ну, какие предчувствия тебя на этот раз терзают?

– А! Не обращай внимания!

– Так как на счёт пари? Придумала?

– Ага. Если Звягинцевы придут, с тебя фант.

– Какой?

– Любым способом уговоришь Мару с детьми и Йоськой приехать в Москву.

– Их надо уговаривать?

– Мою наседку с гнезда очень трудно сдвинуть.

– А зачем?

– Хочу, чтобы хоть чуть-чуть отдохнули от взрывов, горя и крови.

– Ну, так позвони сама.

– Как же, у неё затянувшийся девичий негативизм. Если я говорю «жарко», обязательно принесёт мне шерстяную кофту, если я говорю «холодно», врубит кондиционер.

– Я-то что получу в случае выигрыша?

Но тут раздаётся стук в дверь.

– Кто у нас никогда не пользуется дверным звонком? – снимая на ходу фартук, произносит Ксения.

– Я, – доносится из-за двери голос.

Входит человек атлетического вида, тот самый, что был на снимке в альбоме, который рассматривала Рахиль в первый день своего приезда. Только сегодня на нём не солдатская форма и не краповый берет: чёрная, длинная ряса, чёрные, начищенные до блеска, полуботинки, а голова не покрыта, и волосы стянуты сзади резинкой. Рахиль и Ксюша достают ему едва до плеча, целуют, приподнявшись на цыпочки.

– Ха! Во что ты превратился, Ваня? – притворно возмущается Рахиль. – Не о такой судьбе мы с Ксюшей мечтали, когда выцарапывали тебя… – но не заканчивает фразу, отец Иоанн перебивает.

– Из детского дома, больного, в чесотке и чирьях, – смеётся отец Иоанн, – ты, мама Раша, неисправима, ну, сколько можно повторять одно и тоже из года в год?!

– Мой руки и за стол, – вступает Ксения.

– И не забудь помыть уши, – вторит ей священник.

Иоанн выходит из ванной, садится к столу.

– А что, других гостей не будет?

– Придут, запаздывают, – Ксения садится напротив, подпирает ладонью щёку и смотрит на молодого человека с умилением.

– Где попадья твоя? – спрашивает Рахиль.

Ксюша под столом бьёт подругу по ноге.

– Чего толкаешься?

– Замолкни, – отвечает Ксения.

– Чегой-то ради?

– Неужели ты ей не сообщила? – обращается Иоанн к Ксюше.

– Бросила? Сбежала к другому?

– Замолкни, Рашка!

– Да что случилось, чёрт подери!

– Не ругайся, мама Раша, грех. – Иоанн встал, отвернулся к окошку.

– Ну-ка, немедленно говори!

– Умерла Маша при родах, – глухо, не оборачиваясь, – ещё в пошлом году.

– Мальчик мой! Почему от меня всегда всё скрывают? – Рахиль вскакивает, обнимает спину Иоанна. – Ребёнок тоже погиб?

– Слава Богу, с маленькой Машей всё в порядке.

– И где она, с кем?

– Одна послушница помогает, приходит, когда я должен отлучиться.

– Значит так, – Рахиль полна решимости, я заберу девочку с собой. Моя наседка обожает детей. Да и я ребёнка на произвол судьбы не брошу.

– Нет. Спасибо. Я сам.

– Ну, что ты можешь? Ты ещё совсем неопытный! Всё, вопрос решён.

– Умерь пыл, воительница, – вступает в спор Ксюша, причём, с несвойственной ей жёсткостью – Ваня давно уж вырос и в наших советах не нуждается.

– Не нуждается, – словно эхо, с тоской произносит Рахиль, – не нуждается…

– Ах, вы мои дорогие мамы! – Иоанн обнимает женщин, он уже вполне овладел собой. – Кормить-то будут сегодня?

– Будут, потерпи. А у вас, православных, сейчас не пост?

– Нет, у нас можно всё есть, а у вас, иудеев?

– Так я ж безбожница!

Раздаётся звонок в дверь. Рахиль вскакивает, бежит открывать. На пороге Звягинцевы.