А вот наевшись, они снова подошли к нам.
За желаниями.
И оказалось, что у них не осталось желаний. Они не могут их сформулировать.
– Чтобы найти триллионы денег.
– Чтобы президент не болел.
– Чтобы мы показали американцам.
Я не выдержал и начал кричать:
– Для себя! Загадайте что-нибудь для себя! Я же Дед Мороз! Я все исполню!
И только после этого зазвучало:
– Ноги у меня болят и спина. Поправиться бы!
– Документы потерял! Теперь не знаю, как домой вернуться!
– С мамой бы еще раз поговорить! Чтоб она знала, что у меня все в порядке!
Я достал из кармана шубы свой телефон:
– Позвони маме! Номер помнишь?
Растерянный человек дрожащими руками нажимал кнопки. Набирал и сбрасывал. Набирал и сбрасывал. Наконец-то, решился. Его мама взяла трубку. И он закричал туда:
– Матушка-голубушка! С Новым годом, моя золотая! Я всегда о тебе думаю! Желаю, чтобы было много счастья! И здоровье было! И мы с тобой увиделись! Конечно же, здоров! Все хорошо! Просто работы много – не получилось приехать. Но потерпи чуть-чуть! Я выберусь! Я обязательно к вам выберусь! Только отпуска надо дождаться! Отпуск мне никак не дадут!
Потом несколько слов он сказал отцу. Он говорил с родителями радостно, душевно и даже весело. И одновременно плакал. Все лицо было в слезах. И я плакал. И Снегурочка. Народ вокруг замолчал. Из этого молчания выходили к нам люди:
– У меня дочка сейчас в Петербурге празднует. Можно я ей позвоню?
– Конечно!
– Дочка! Мне Дед Мороз дал телефон тебе позвонить! Почему сразу пьяный? У нас здесь Дед Мороз! Салат оливье! Подарки! И я тебя поздравляю! С Новым годом!
Таких звонков было не очень много. Но каждый оказался настоящим. Самым важным. После которого можно жить.
А потом были подарки. Их заготовили много. Конфеты, мандарины, яблоки! А я вспомнил про свой мешок. Тот дед-морозовский мешок, который пролежал целый год на моей даче, ожидая вот этого часа.
Я же не знал, что там! Объявил: эти подарки от Деда Мороза получат только те, кто прочитает стихи или споет песню!
Вначале мне пытались «подсунуть» блатной репертуар. С матом, с уголовщиной, с похабностями.
За такие стихи и песни подарков не полагалось.
Привокзальные люди ненадолго рассредоточились, разошлись от меня, как бы набираясь сил. Тем более, что в это время раздавали горячий чай с конфетами. Вдруг от толпы отсоединилась изящная дамочка, встала напротив нас со Снегурочкой, взмахнула ручками и тоненьким голоском ошеломила:
– «Я помню чудное мгновенье!»
Я открыл свой мешок: выбирай, дорогая, что хочешь. Она засунула туда руку и вытащила муфточку! Все ахнули, какой она в это мгновение стала грациозной! Дама взмахнула своим подарком и улетучилась.
Следом на меня наступил здоровый бородатый мужик, который почему-то, несмотря на мороз, был в шортах. Вырывая каждое слово, словно он читал Маяковского, басом отчеканил:
«Сижу за решеткой в темнице сырой».
Когда я полез в мешок за подарком для него, уже знал, что больше всего хотел ему там выловить. И не ошибся. Это были теплые штаны.
«Мне нравится, что вы больны не мной!» – читала, запрокинув голову, рыжеволосая барышня, у которой под глазом были видны остатки синяка. Ей достался флакон духов.
– Мне бы носочков! – умоляюще посмотрел на меня тоненький парнишка. – Я стихов-то не знаю!
– Вспоминай! – потребовал я.
В ответ трепетным, срывающимся голосом он захлебнулся светлыми и теплыми строчками:
– «Солнце, май, Арбат, любовь – выше нет карьеры! Капли датского короля пейте, кавалеры!»
И большая упаковка разноцветных шерстяных носков из моего мешка перекочевала в его руки.
Чего я только не слышал! «Поэт! Не дорожи любовию народной!», «Никого не будет в доме», «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется!»
А мешок без устали выдавал шарфики, свитера, носки, футболки, даже бритвы и термокружки.
А как только он опустел – раздался бой часов. Мы его услышали с вокзальных часов. Меня и Снегурочку окружала не толпа личностей, для которых вокзал превратился в дом родной, а дети, которые немного подросли. Может, они не хотели, чтобы в их душах просыпался тот огонек из прошлого. Побаивались этого забытого чувства радости, уюта и тепла.
Но в новогоднюю ночь это все-таки случилось.
И с ними, и с нами.
Снегурочка посмотрела на часы, которые показывали первый час:
– А я еще на ночную службу хотела поспеть! – сказала она безо всякого сожаления в голосе. – Но ничего! Пойду утром!
Читать дальше