Иван Аврамов - Горячий снег Килиманджаро

– Чепуху горожу, да, дядя Федя? – хрустнул яблоком Сварной. – А ты что, забыл, или вообще не знал про то, как управляющему привиделась над лафетом голая задница?

Дядя Федя теперь был весь внимание – камазовских очертаний брюхо, кажется, вот-вот лопнет.

– Мало ли что привидится, – все же пробормотал он, чтоб окончательно не ударить перед Сварным лицом в грязь.

– Я, наверное, не так выразился, – поправился Сварной. – Она ему не привиделась, он ее в натуре увидал. Над прицепной тележкой, в которой возят силос.

– Ну, давай, трави, не выматывай душу, – не вытерпел Загранка. Сварной, действительно, подогревая их интерес, слегка пережимал, переигрывал.

– А я тебе не баба, чтоб давать, – сурово заметил Сварной, по-прежнему оставаясь на высоте положения.

– Ты смотри! – уже нешутейно удивился Загранка. – Какое слово не скажи – а ему все поперек.

– Поперек у японок, – отрезал Сварной. – Ты, поди, узнал это на практике, когда в Нагасаки заходил.

– Ленька! – с мягким укором протянул дядя Федя. – Ты что сегодня, недопитый? Кончай ты…

– Куда? – жестко спросил Сварной. Дядя Федя на миг потерял дар речи, не понимая, отчего мужик так озверел. Витька, Куделя и Серафим Рябиков, ухмыляясь, молчали, соблюдая полный нейтралитет.

– Нетерпеливый вы народ, – судейским тоном произнес Сварной. – Водку глушите – так стаканами, чтоб донце бутылки сей момент увидеть. В коммунизм рвались, как собаки с цепи, теперь в капитализм претесь. И вообще…

Что подразумевал Сварной под этим «вообще», никто не понял. Но молчали. Наверное, чтобы снова не обмишулиться. Очень уж ловко, не успеешь глазом моргнуть, поворачивал чужие слова Ленька.

– Тут, собственно, и рассказывать нечего, – смилостивился наконец Сварной. – Приехал управляющий, а с ним и зоотехник Зубко, на ферму, хотели что-то там проверить или посмотреть. Ну и увидали – вроде как над лафетом с зеленой массой голая задница прыгает. Николай Андреич глаза протер, думал, померещилось. Народу ни в коровнике, ни возле него – никого. Все силосуют. Он выскакивает из машины – туда! Бежит, а все уже нормально, стоит себе тележка как тележка. Померещилось, думает. От переутомления. Как-никак, хлебушек собрали, косили-молотили день и ночь. Но на всякий случай в тележку заглянул.

– Ну и что там? – опять не утерпел дядя Федя.

– А там силос больше чем на полкороба, мягко. На силосе ветврачиха лежит, аэробикой занимается. Вместе, конечно, с завфермой Дудкиным…

– Ужас! – сказал дядя Федя. – Тихий ужас! Во работнички!

– Ну, – подтвердил Сварной. – С такими работничками и с голой задницей над лафетом прямехонько и в капитализм! Так там нас и ждут! А сколько таких тележек по стране, посчитай?

– Они-то хоть заметили, что попались начальству?

– Ну, а как же! Ветврачиха, как водится, крикнула: «Ой!» и прикрываться.

– А управляющий?

– А управляющий, конечно, оторопел. От неожиданности сказал: «Бог в помощь!» Так что все путем. Никакого переутомления у Николая Андреича не оказалось.

– Просто какие-то агро-зоо-транспортные происшествия, – хохотнул Загранка. – Там – бульдозер, здесь тележка с силосом. Боюсь, всю нашу ржавчину-технику угрохают. Нет, такой секс нам не нужен.

– Эх, где мои шестнадцать лет! – ностальгически воскликнул дядя Федя, любовно оглаживая камазовское свое брюхо. – Я к своей Федосеевне на свидание телипался на своих двоих. Туда семь верст, обратно. Только чтобы пару раз поцеловаться да подержаться за что-то.

Тут вот Витька, неотрывно глядя на шинно-твердый, огромный, как дирижабль, живот дядя Феди, и ляпнул:

– Дядь Федь, а как ты с Федосеевной-то управляешься?

Может, для всех, включая и самого Витьку, это прозвучало неожиданно, но только не для дяди Феди. Он сразу смекнул, что к чему, и тут же нашелся:

– А приведи свою жену – покажу.

Мужики не улыбнулись, не засмеялись – загоготали. А Витька, прямо-таки кожей ощущая всю пикантность ситуации, мучительно, как очищенная свеколка, покраснел. Было в мгновенном ответе дяди Феди что-то постыдное и оскорбительное и для него, и для его молоденькой жены Тани. Но винить дядю Федю в грубости, злом намерении уесть, подначить молодого да зеленого не приходилось. Каков вопрос, таков и ответ. Витька, с жалким, красным, погорячевшим лицом попытался хоть как-то выйти из положения, не уронить себя окончательно.

– Да я просто хотел спросить… – пролепетал он, совершенно, впрочем, не определяясь, что такого добавить в свое оправдание, дабы дяде Феде стало ясно – он якобы не понял Витьку.