Евгений Баковкин - Тихая жизнь на улице Пирогова

Проходит, наверное, два-три часа времени, прежде чем меня удовлетворяют результаты. Кинжал так и остаётся теперь в щите. Он там хоть и располагается вниз рукоятью, но он не выпадет. Ножны довольно плотные. Я берусь за нож. Тут у меня уже выбора движений больше, я отрабатываю различные хваты рукояти, рубящие и колющие удары, перебрасываю нож из одной руки в другую, имитирую удар одной рукой, как бы роняю нож, резко ловлю другой и провожу атаку под другим углом. Движения так же со временем ускоряются и становятся слишком замысловатыми. За окном уже темнеет, когда я перехожу к мечу. Мой красавец! Я медленно вращаю его в руке, отрабатываю удары, перебрасываю из руки в руку, но всё очень медленно. У меня небольшие комнаты и махать в них «со всей дури» мощным смертоносным оружием – верх глупости. Но с мечом мне тоже необходимо позаниматься. Я собираюсь пойти и потренироваться на улицу в два часа ночи. В соседнем дворе есть уютная полянка, окруженная кустами сирени, метров шесть диаметром, может, больше, мне этого хватит.

* * *

Уже, наверное, первый час ночи. Я стою в тёмной кухне в полном облачении и смотрю в окно. Моя квартира имеет три окна, на кухне и в двух комнатах напротив друг друга. Одно окно с балконом выходит непосредственно на улицу Пирогова и два других, в кухне и комнате выходят во двор. В голову лезут разные мысли из разряда того, а чтобы было, если бы тогда я поступил не так, а как-то иначе. Наверное, всё было бы по-другому. Может, я бы жил жизнью простого обывателя, имея безобидное хобби вроде шахмат или рыбалки, выпивал бы, как большинство мужиков по пятницам, больше времени уделял бы семье. У жены бы не развилась онкология, младший сын начал бы разговаривать, вот мы с ним тогда так бы здорово общались! Он рассказал бы о том, что ему нравится, а что нет, куда бы он хотел съездить, какую книжку полистать, какой фильм посмотреть. Всё могло быть совсем иначе, но вышло так, как вышло. То ли это из-за череды ошибок и неправильных действий, то ли это преднамеренный ход событий, на который невозможно повлиять. Пустые мысли, только в плане анализа. Настоящее уже не исправить, но в нём надо как-то жить.

Я не просто стою в темноте и думаю, смотря в окно. Мои руки крутят нож и кинжал, уже даже не понятно как, сами по себе. На мне перчатки, которые я обычно использую в бою, типа тех в которых дерутся бойцы по смешанным единоборствам, с открытой ладонью и пальцами. Перчатки должны не только защищать кулаки, но и сокрушать противника, поэтому к ним прикреплены стальные пластины с наваренными бугорками металла. Такие перчатки – кастеты. Обычного человека ударить рукой в такой перчатке – убить сразу, но моим противникам это так, лёгкая пощёчина.

Уже прошло, наверное, полчаса, как погасло последнее окно в одном из двух домов напротив. Подхожу к окну, вглядываюсь в пустой тёмный двор. А если они меня уже ждут там? Они же чувствуют меня так же, как и я их! Может, они стоят сейчас у моего подъезда или еще чего хуже спрятались и готовы внезапно наброситься, как только я выйду? Не по себе от таких мыслей! Прислушиваюсь к своим ощущениям. Их трое, если они еще и вместе, то я должен их отлично чувствовать, если они от меня на расстоянии ближе двухсот метров, то я даже могу определить точно, где они и узнать их издалека среди остальных прохожих. Хотя представлять их, гуляющими в потоке простых людей, как-то жутковато. Гляжу на часы на микроволновке: 1:52. Пора! Надеваю поверх кольчуги амулет, пристёгиваю к ремешкам на портупее ножны с мечом, вставляю нож в ножны на спине под правую руку, чтобы выхватывать клинок как бы из-за бока, кинжал – в щит, а щит надеваю на спину. Всё это великолепие скрываю чёрным, но не сильно длинным плащом, обуваю берцы, которые так же как и перчатки усилены металлическими пластинам на носке и пятке, и крадучись, подобно ниндзя или средневековому азиатскому ассасину, выхожу в подъезд и спускаюсь в бескрайнюю, беспросветную ночь.

ПRTНNЦА

В этот день я был на работе самым милым, общительным человеком: всем ребятам в коллективе наговорил кучу комплиментов, похвалил их деловые и человеческие качества, рассказал несколько анекдотов, без фанатизма подискутировал о политической ситуации в стране и в мире, всем, чем смог, помог и что знал – подсказал. Хотелось, чтобы меня запомнили добрым, жизнерадостным человеком, а не мрачным изгоем, которым я был последние несколько дней. Как бы случайно я рассказывал и демонстрировал в каком ящике рабочего стола, какие запчасти от каких станков у меня хранятся, заострил внимание на папках с технической документацией и, главное, с моими рабочими пометками в ней. Показал, где какие документы находятся на компьютере, купил в буфете несколько сортов замысловатых кондитерских изделий, положив пакет с вкусняшками на стол в бытовой комнате, предложил всем угощаться, а в конце совсем растрогался, сказав, что всех люблю. Действительно, с друзьями из детства, студенчества, армии, я вижусь сейчас крайне редко, они уже не в курсе моих проблем, а я их, а коллеги по работе стали сейчас самыми близкими людьми, болезнь моей жены, распад семьи и прочие мои неурядицы – всё происходило у них на глазах. Они меня поддерживали и советом, и отвлекали, и выслушивали. Когда мы уже вышли через заводскую проходную, один из моих коллег-старожилов, Ваня, предложил поехать к нему попить пивка, покушать рыбки да поговорить за жизнь. Он, как и я, разведен, но воспитывает в одиночку сына, а у меня-то жена детей обоих в Москву забрала, сперва младшего, а после окончания 9-го класса и старшего. Ваня очень по-житейски мудр. Я отшутился от предложения, хотя, мне кажется, что всё он давно знает и мои странные смены настроения ему как открытая книга.