Ирина Васюченко - Елена Ильзен

К врачу двоих ввели,
Раздели, одели и увели.
Врач под картиной «Утро нашей Родины»
Сел заполнять форму:
«Легкие – норма, сердце – норма,
К расстрелу годен».
Вымыл руки,
Покололся морфием прямо сквозь брюки.
Поспать бы успеть,
Пока к тем двоим позовут
констатировать смерть.

В полночь будильник звонит, звонит отчаянно.
Палач встал, подавил зевоту,
Съел булочку, выпил чаю,
Не спеша пошел на работу.
У него сегодня много ли дела —
Два каких-нибудь расстрела.

А несчастные мечутся в чаянье чуда.
Откуда же чудо, раз есть Иуда!
Войдут сейчас, возьмут сейчас, убьют сейчас —
В предрассветный час.
Так и были ликвидированы
Двое посмертно реабилитированные.

Человек, не будь палачом!
Никогда, нипочем!

Чужие пальцы касаются домашних вещей,
Равнодушные глаза пялятся
На фотографии твоих детей.
Не дрожи, непослушное тело.
Господи, пронеси мимо!
В штанах спрятаны неумело
Письма твоей любимой.
Это первые годы. Потом ты уже можешь
Думать, хитрить, смеяться,
Твои драгоценности —
чернильный карандаш и ножик —
Спрятаны надежно, нипочем не догадаться.
А в последние годы тебе все равно,
Ты привык давно
К мордам ищеек,
Черт с ними, пусть…
Нет у тебя ни любимых вещей,
Ни сильных чувств.

Стою у пропасти бездонной,
Тупо и властно тянется бездна.
Дышу, кажется, спокойно и ровно,
Впрочем – поговорим серьезно:
Жизнь совершенно бессмысленна,
Как клок волос на лысине.
Любовь?! Дружба?! Ах, бросьте!
Меньше дряни будет на совести.
Рядом кому-то бьют морду.
Не правда ли, человек – это звучит гордо?
Летит большая птица, виднеется длинный клюв,
Повеяло утренней свежестью.
И вот
воды не замутив, травы не шелохнув,
Неслышно подошла надежда.

Люди карабкаются к счастью,
А попадают в беду,
Большие и маленькие страсти
Вспыхивают, как в бреду.
Я не люблю вас, крохотных,
Ваши вопли во тьме.
А Сервантес Дон Кихота
Взял и выдумал в тюрьме.

Сколько в одежде дыр,
Столько на теле ран.
Очень просторен мир,
Много на свете стран.

Куда направить коня?
Где больше опасностей будет?
Который путь весел и труден?
Куда направить коня?

Какая-то тень легла на костер.
Поднял глаза, посмотрел в упор
На серую, как смерть, старуху.
Костер от страха задрожал и потух.
Во весь свой рост спокойно встал,
Поклонился низко, как кланяются даме:
«Сеньора Смерть, я вас узнал,
Идемте, я готов следовать за вами».
Старуха засмеялась, будто посыпались костяшки,
Сухим языком губы облизывает:
«Вы ошиблись, синьор, я – Жизнь».
И в первый раз рыцарю стало страшно.

Благодарю тебя, мой друг,
Моя неласковая Муза,
Что без обетов, без порук
Верна нелегкому союзу,
Что глаз закрыть не смела ты
Меж горя, голода и зла,
Что ни одной людской беды
Ты от себя не отвела.
Мы спустимся с тобой на дно,
Умрем и, может быть, воскреснем,
Коль скоро будет нам дано
Нетленную придумать песню.