Людмила Миловацкая - Корни

– Мне кажется, у них что-то типичное не то с пониманием свободы. Ну ладно, если кому-то нравится выставлять напоказ свои чресла – хрен с ними. В конце концов, окружающие могут на них и не смотреть. А как тебе такой пример: женщина надела красивую дорогую шубу, радуется, а тут к ней подбегает какой-нибудь защитник природы и делает ей не только словесное замечание, но и помечает особым знаком, например, обливает зеленкой. И как быть с правами этой женщины, считающей, что носить шубу из шкур убитых животных ничуть не хуже, чем поедать их мясо?

– «Личная свобода человека кончается там, где начинается свобода другого»?

– А ты что, не согласен?

– Я лично согласен, в общем и целом, но…

– Во, уже набрался голландских привычек. О чем бы ни говорили, как бы ни соглашались, в конце обязательно ввернут свое «но», даже если речь идет о чем-то совершенно очевидном!

– Забавно. Мне кажется, я их хорошо понимаю. По мне, так жизненный уклад любого человека или страны – их неотъемлемое право. Чем разнообразнее люди и нации, тем лучше, ярче и богаче жизнь. Вот, например, роза, самый совершенный цветок… Что, если повсюду будут расти только розы? Кошмар. Как говорится, в каждом монастыре – свои законы. Здесь столько эмигрантов… Мне кажется, к ним очень неплохо относятся.

– Это ты говоришь потому, что живешь здесь всего ничего. И отношение к тебе как туристу – вполне понятно: ты приехал сюда тратить деньги. А вот если б ты сюда приехал, чтобы зарабатывать… Вот пожил бы тут, и понял: эмигрант эмигранту – рознь.

За неделю накопилось немало мелких непоняток, нестыковок, их количество нарастало с каждым днем и множило вопросы.

Роберт свел его со своими друзьями.

– Не представляешь, какие классные ребята, среди них не только голландцы, немцы, русские, англичане. Многие моложе нас, но секут ситуацию в мире получше, чем любые профессиональные политологи.

Собирались ребята в одном из тихих кофешопов. Дмитрий считал себя вполне искусным в ведении полемики, но первое время предпочитал отмалчиваться: он был обескуражен объемом новой информации, свободой мыслей, умением четко их формулировать, а главное – культурой ведения дискуссии. Никакого ора, мнение каждого выслушивалось предельно внимательно, все умели соглашаться, спорили всегда аргументированно и корректно.

Здесь пытались понять, почему сдают свои позиции многие либеральные ценности Запада, говорили о двойных стандартах, детерминированности свободы, диктатуре плюрализма.

– Политкорректность направлена на сглаживание противоречий, смешение культурных и религиозных традиций, – уверенно говорил одни.

– Получается, политкорректность – это не только признание непреодолимости противоречий, но и запрет на их разрешение, – так же убежденно отвечали другие.

В результате продолжительной дискуссии большинство участников пришли к общему знаменателю: «На сегодняшний день принцип всеобщей терпимости превратился в орудие дискриминации, даже репрессии для тех, кто не желает его соблюдать».

О взаимоотношениях Запада и России, их возможных путях развития тоже говорилось много. Дмитрия поразило и огорчило высказывание шотландского парня о будущем России. По его мнению, русских ожидает та же участь, что евреев и шотландцев.

– Даже по официальным данным количество русских, живущих вне своей страны, огромно, и с каждым годом их количество будет только расти, – уверял он окружающих. – Для одной страны слишком много революций, войн, неумелых реформ, экспериментов. Чего стоит только революция в начале двадцатого века!

Дмитрий не сразу нашелся с ответом. Выслушав выступление шотландца до конца, попытался максимально обоснованно высказать свое мнение.

– У каждой страны, как у человека, своя судьба. В России как в гигантском зеркале отразилась вся история и поиски европейской цивилизации. Но европейцы категорически не хотят признать этот очевидный факт. В свое время мы заразились революционными идеями Руссо, Вольтера, Дидро, которые питали умы лучших людей Росси. Мне странно, что вы с такой ненавистью говорите о большевиках, не видя идеологических корней и родства. Жестокость большевиков мало чем отличалась от беспощадности Робеспьера. А чиновничий беспредел советской бюрократии сродни Брюссельскому. Мы не хотим учиться на ошибках друг друга, и потому вновь и вновь повторяем их.

Молодые люди с большим интересом выслушали его точку зрения. Но большинство вопросов касалось его личного отношения к толерантности и свободе.