Владимир Дараган - Недосказанность

Однажды я проснулся и понял, что я счастливый. С непривычки испугался, решил, что это мне приснилось, и зажмурил глаза, чтобы досмотреть сон.

Мы потеряли интерес к громоздким вещам, ко всему, что приковывает к одному месту.

Меня спросили: «почему я не хочу купить моторную лодку?» Я сначала даже не понял вопроса. Потом понял, но пожал плечами, – ведь на ней придется плавать по одним и тем же озерам.

За последние годы мы купили только одну бумажную книгу – каталог коллекции доктора Барнса из Филадельфии. И только потому, что в Интернете все очень скупо и плохого качества.

С каждым прожитым годом все отчетливее понимаешь, что все главное у тебя в голове. Это первично.

То, что на жестком диске и на пластиковых картах – это вторично.

А остальное – на третьих ролях. Или вообще неважно. Я это понял однажды в больнице. В больнице вообще много чего понимаешь.

Конечно, есть безделушки, подаренные любимыми и родными. Конечно, есть старые фото с обломанными уголками. И письма, написанные шариковой ручкой на пожелтевшей бумаге. Конечно, есть старая тетрадка со строчками: «Я хочу счастливым самым быть, я хочу любить тебя сначала». И есть старая пепельница, которую ты помнишь с детства. И первые рисунки дочек.

Но для всего этого хватит маленького чемоданчика.

Я помню, как из Филадельфии уезжал в другой штат молодой мужчина. Уезжал из большой квартиры, заполненной очень приличной мебелью. Мы с приятелем пришли к нему, чтобы купить стол и стулья.

– Берите все даром, – сказал он.

– Почему даром? – спросили мы.

– Даром вы больше возьмете.

– А что, тебе там ничего не понадобится?

Мужчина открыл «дипломат» и показал нам четыре толстых тетради.

– Вот это понадобится, а остальное – пыль и дым!

Однажды мы ехали по Монтане и остановились в маленьком отеле. Одна ночь, но нам с женой понадобилось много вещей. Чтобы долго не думать, я стал перетаскивать из машины все наши сумки и коробки. На третьем заходе я остановился у входной двери, чтобы выкурить сигарету и перевести дух. Тут около меня притормозила машина, из нее вышла молодая девушка и пошла в отель. В руках у нее была книжка и зубная щетка.

И все!

Я посмотрел на свои сумки, вздохнул и потащил их в номер. У нас было хозяйство, которое было для нас тогда важно.

Я ничего не хочу сказать конкретного. У меня нет далеко идущих планов. И давно уже не было. Внутри есть некая линия, которой я иногда придерживаюсь. А иногда нет.

Мы стали похожи на осенних гусей, которые бродят по берегу холодного озера и поглядывают на серое небо. Но в отличие от гусей мы собираем с земли бурые листья и убираем в дом летнюю садовую мебель.

Ведь впереди длинная и холодная зима.

Она всегда была готова улыбаться. Но только в ответ. Только когда видела, что я на нее смотрю правильно. Смотреть правильно – это смотреть с любовью.

А как смотреть с любовью?

Надо любить, даже когда у тебя все болит.

Надо любить, даже когда ты безумно устал.

Надо любить, даже когда у тебя одни неприятности.

И еще надо любить, когда у нее все болит.

И еще надо любить, когда она безумно устала.

И еще надо любить, когда у нее только неприятности.

И тогда тебе улыбнутся. Пройдет боль, уйдет усталость, отступят неприятности.

Об этом просто писать.

Любить не просто.

В ветре есть что-то мистическое.

Ты сидишь под деревом с закрытыми глазами, думаешь о сущности бытия, а ветер рассказывает тебе, что творится вокруг. Ты узнаешь, что где-то рядом есть полянка, на которой стоят елки, нагретые солнцем. И на этой полянке растут высокие желтые цветы.

А на большой поляне туристы разожгли костер и обжаривают на палочках кусочки белого хлеба.

И где-то совсем рядом растут грибы. А шум ручья тут стихает потому, что он попадает в небольшое болотце.

Вот рядом прошла женщина, любящая духи, которые нравятся и тебе.

Ты открываешь глаза, пытаешься увидеть рассказчика, но он, пошумев листьями у тебя над головой, уносится дальше по своим делам.

Интересный собеседник

С ним было интересно. Он умел внимательно слушать, задавать вопросы, живо на все реагировать и с удовольствием рассказывать истории из своей жизни, перемежая их полупритчами. Но его хватало на несколько дней. Потом истории и притчи начинали повторяться, он это чувствовал, нервничал, и внезапно возникшая дружба начинала давать трещину.