С тех пор каждая девица, что любовь страстную увидать хочет, плетёт венок в ночь на Ивана Купалу и заглядывает внутрь его.
Дед Диян замолк. Ярослава задумалась, продолжая наблюдать за потоками воды в речке внизу. Вдали слышались крики молодёжи, готовящих костёр к ночи на Ивана Купалу. Ярослава сняла с головы венок и ненароком взглянула в его центр.
КАК ЗЛАТУШКА И ВЛАДУШКА
В ПОЗЫКОВОМ ЦАРСТВЕ ОЧУТИЛИСЬ
⠀
Сказывали мне небылицу одну. Перескажу её, как смогу. Только слушайте внимательно, не перебивайте, чтобы сказ складный получился, несбивчивый.
Жили в селении одном сестрица Златушка и братец младший Владушка. Ребятишки были расчудесные. Только сиротинушки. Матери и отца своих не помнили. По домам соседским ходили—побиралися. Правда, год тогда худой был, неурожайный. Людям самим воды да хлеба не хватало. Вот и стали они сироток гнать, как только те на двор глаз казывали. Порой за вилы брались или метлой прогоняли. А однажды натравили на ребятишек собак злючих. Детишки как увидели зверей свирепых, побежали так, что пятки засверкали.
Долго они бежали. Бежали, бежали, да в чащобу тёмную непролазную забежали. Тьма – глаз выколи. Заплакала Златушка, темноты напугавшись. Её вой эхом как раздастся, аж до костей пробирает.
– Что это? – озиралась девочка.
«Та-та-тааааааа!» «Ха-ха-хааааааа!» – послышалось из глубины тяжёлым протяжным эхом.
Это Позык – владыка Позыкова Царства, эхо лесное да страшное – над ней потешался да страху напускал. Испугалась Златушка. Заплакала.
Оглянулась, нету Владушки. Не заметила, как потеряла братца. То ли собаки загрызли злючие. То ли сгинул в страшном Позыковом Царстве.
Делать нечего. Хоть и боязно, а слезам горю не поможешь. Нужно из Позыкова Царства выбираться. Только как? Повернула Златушка вроде назад, а получается, что дальше вглубь заходит. Всё темнее и темнее становится. Лишь кое-где раскатами разноцветные всполохи мелькают. Вокруг, куда ни глянь, чудо или диво, коих глаз отродясь не видывал.
Зайцы с оленьими рогами морковки лазоревого цвета грызут, от удовольствия похрюкивают. Лисы с утиными клювами по кочкам болотным скачут, голубиную икру, как росу, с кувшинок собирают. Черепахи к панцирям своим крылья бабочек на смолу берёзовую приклеивают да летать учатся. Только получается кверху пузом летать, а они и рады радёшеньки. Вороны с павлиньими хвостами прохаживаются. А на ёлках не хвоя растёт, а перья диковинные страусиные. И все, кто какие звуки издаёт, обязательно эхом закатистым отзываются. Идёт Златушка – удивляется. Слово молвить боится, чтобы Позыка не потревожить голосом.
Остановилась Златушка перед пнём высоким да трухлявым. А из него Леший выглядывает да посмеивается. И лицо у него на кого-то уж больно похожее. Пригляделась, а это Владушка, братец её любезный. Девочка бросилась его из пня вытаскивать, а Позык откуда-то как заорёт:
– Ээээээ, нееееет! Не отдаааааам тебе мааааальчика. Ну-ка, охраааана, встаньте на страааааже.
Откуда ни возьмись прибежали тоненькие, оголодавшие русалки-мавки, закачались на деревьях. Пришли сестрицы-лихоманки, чахлыми костями лихорадочно трясут, суставы себе заламывают. Водяные захлопали в ладоши, животами забулькали. Позык грозно зааукал.
Владушка, сидящий в пне, увидел всё это и как начал плакать. Плакал-плакал, что море перед ногами стражи наплакал.
Земля глотала морскую воду, глотала да и захлебнулась. Ногами-руками воду в волны подняла да радугу над морем дорожкой разноцветной расправила. Покрыла радуга морскую гладь одеялом семицветным, а сама смехом заливается от того, что волны морские её щекотят до одури. Так смеялась, что ёлки, которые рядом стояли, стали дёргаться и в воду падать. Падая, зацепила одна ель веткой длинючей пень трухлявый с Лешим внутри. Леший – бух в море – и по самые уши в дно воткнулся – только нос торчит, не пошевелится. Засел на дне, пузыри пускать принялся. А потом из уха Лешего, которое из пня торчало, стал куст рябиновый колоситься, а вместо листьев на нём – шанежки да с творожком. Вкусные. Духом печёным всем животы подвело. На этот аромат сам Позык пришёл. Глазами хлопает, что воротами железными брякает. Уселся Лешему на голову и давай шанежки уплетать. Леший не стал такой наглости терпеть: хвать его за глаз большущий, да как крикнет! Позык с перепугу-то дёрнул – и вытащил Лешего вместе с пнём его из моря, а сам такого драпа дал, что только пятки засверкали. Сам бежит – земля трясётся. Эхо повсюду землю обволакивает.
Читать дальше