Растерянный, не зная, что предпринять, он озирался вокруг. Послышался шелест, и у скалистого выступа, похожего на клюв хищной птицы, вдруг что-то сместилось, тенью метнулось вниз. Он попятился, но взял себя в руки: оползень мелких камней. В глубине треснул лёд, отозвалось многократное эхо, где-то зажурчала вода, явственно различались тихие и очень печальные голоса. В смятении он оглянулся. Всё ещё залитый солнцем гигантский ледник сзади внизу был странно недвижим, будто только что замер, чтобы не выдать каких-то кошмарных движений, дьявольских метаморфоз. На всем протяжении ледника, насколько хватало глаз, – никого.
Страх становился опасным, лучше бы как-то избавиться от него. В сущности, ничего особенного не произошло. Его спутники исчезли, но наверняка они где-то поблизости, впереди. Когда обнаружат, что его нет, остановятся и станут ждать. Потом кто-то пойдёт на поиски… Так что следует лишь прибавить шагу и побыстрее их догнать. Хотя это предположение, против всякого здравого смысла, по-прежнему не казалось убедительным, он быстро пошел вперёд.
Теперь он внимательно осматривался по сторонам, часто оборачивался, заглядывал за большие камни, но находил там лишь мёртвую пустоту. Странно, ведь потеряться здесь решительно негде: весь путь на виду… Приблизительно через час он поднялся на высокий отрог, откуда местность просматривалась далеко вперёд. Ложбина между скалистыми склонами и насыпью ледника вилась на многие километры, подальше в ней протекала река, похоже, глубокая, бурная, скорее всего, непроходимая. Зато справа, у самой реки, тянулась узкая зелёная полоска – трава. Ложбина сворачивала влево и терялась среди белых холмов и торосов заснеженного ледника. Хребет тоже загибался влево и переходил в неприступную отвесную стену. Но перевал был несколько ближе, справа, в конце зелёной поляны, где-то среди вершин. Последний перевал, за ним – только вниз, к цветущим долинам, равнинам, домой…
Друзей нигде не было, да и вряд ли они, не дождавшись его, пошли бы так далеко. Оставалось единственное абсурдное предположение: они спустились со склона, поднялись на насыпь и затерялись в моренных холмах ледника. Невероятно, чтобы они отправились туда, да ещё не дождавшись его: идти там труднее, к тому же река, через которую выше по течению обратно не перейти.
На этот раз он забеспокоился всерьёз. Верно, всё же прошёл мимо них. Другого объяснения не находилось. Когда начнут искать, пройдут немного вперёд, потом вернутся туда, где они в последний раз были вместе, – на привале у слияния ледников. Далеко, но всё-таки лучше, чем потеряться совсем…
Он внимательно огляделся и выбрал красноватый скалистый зубец в человеческий рост, расположенный на возвышении, метрах в ста. Забравшись наверх, снова посмотрел по сторонам: та же картина – нигде никого. Сняв рюкзак, закрепил его в вертикальном положении, спустился с зубца и направился вниз. Обернувшись, остался доволен: рюкзак наверху был виден отлично.
Вниз, да ещё налегке, он шёл быстро. К тому же хотелось как можно скорее разрешить эту дурацкую ситуацию. Осматривая всевозможные укромные места, он разозлился: надо же было свернуть и забиться чёрт знает куда, в какой-нибудь узкий проём, не оставив примет. Но раздражение – это простое человеческое чувство – казалось живым и приятным, контрастируя с необъяснимой ледяной тревогой, нараставшей внутри. Приятным казался даже животный страх, когда он вдруг замечал медвежьи следы или, прижимаясь к скале, пробирался над пропастью.
На спуск ушёл час. С отрога хребта открылось место привала у пепельно-рыжей скалы. Никого. Перепутать невозможно: небольшая площадка, усеянная камнями. Два или три камня чуть сдвинуты, сложнейший природный порядок, который мы принимаем за хаос, нарушен, и даже издали это сразу бросалось в глаза. А вот и огромный валун в стороне. Неизвестно зачем, он спустился. Бессознательно сел на тот самый камень, где сидел раньше, причём сел в той же позе.
Видимо, причиной тому последние золотые лучи из-за белых вершин и странные длинные тени, только его охватила невыразимая грусть: казалось, он был здесь очень давно – тысячу лет назад. Тогда же, давно, был и привал, вспоминавшийся до мелочей. Смещение времени придавало образам друзей, отдельным словам, эпизодам какой-то глубокий таинственный смысл. «…Когда близка смерть, например, кто-то только что умер, ворота открыты, и находящийся рядом, не понимая того, может вдруг оказаться за ними…» – фраза без начала и конца. Тогда никто не был склонен к беседе, потому, прервав мысль, их спутница стала рассматривать струйку стекающей с камня воды.
Читать дальше