«Стреляй… стреляй еще, ворошиловский стрелок» – но страх выдал:
– Свои! Свои! – завопил истошно малыш. Но челюсти свело.
– Ои! Ои!.. – получился тонкий скулёж.
– Собака, кажись… Хлестнул второй выстрел.
Где пролетела пуля, он не понял. Продолжая кричать, не сбавлял бега и направления: – Ои!..
– Не стреляй, ребёнок вопит!.. – ветер дул Валерке в лицо, и поэтому он их хорошо слышал, а до часовых секрета долетало какое-то верещание.
Перед ним неожиданно появилась траншея, какой-то бугорок и он упал на него. Сильный рывок цепкой руки – и малыш воткнулся во что-то жёсткое, от этого предмета тянуло гарью, как от костра – табаком и ещё чем-то вкусным.
– Я же говорил: пацанёнок… – рядом появился ещё человек в каске, не брит, поверх шинели, на ремне, патронташи выпукло и жёстко давили пришельцу в плечо. Он, как мог, отодвинулся от человека в каске.
Тот, к кому он обращался, оставался наверху. По траншее подошёл ещё один, высокий в шапке-ушанке, а лицо закрывала борода, только глаза ловили сполохи военной ночи, отражая свет.
– Чего стрельбу подняли? – спросил он строго.
– Мальчишка, кажись, с той стороны приблудился. А он, товарищ взводный – из винтовки, – он кивнул на того, который маячил над бруствером. – Как он не пристрелил ребёнка… чудом уцелел пацанёнок…
– А ну покажи, – взводный нагнулся, и от него пахнуло такой махрой, что «гость» отодвинулся.
– Давай-ка его сюда. – Он взял за руку жёсткой, словно каменной, ладонью. – Окоченел? Чего молчишь?.. У него веса нет, тряпки и кости. Скажи что-нибудь. Откуда такой воробышек?.. – допытывался взводный.
«Наши… вот они», – мешала дрожь, от холода просыпалась боль, даже передние зубы кололо. Наверное, оттого, что бежал навстречу морозному ветру с открытым ртом и кричал. Взводный вел его по лабиринтам траншей и он почувствовал, что жёсткая ладонь теплеет. Неожиданно командир взял мальчонку на руки. Борода, словно веником, провела по лицу. Он кашлянул и заговорил:
– Сейчас придём в землянку к ротному, отогреешься, потолкуем по душам. Ты мальчик или девчушка?..
– Не видишь сам. – Наконец выдавил из себя первую фразу за живое задетый вопросом взводного малыш.
Ломота в передних зубах утихла. Они-то и замёрзли. Наверное, потому что зубы новые или молодые. Один вырос только до половины. Боль появилась, когда в него стреляли; он кричал и бежал на выстрелы с открытым ртом. Этим Валерка оправдывал свою робость перед командиром.
– Та-ак, – взводный остановился, – выходит – мужик. Это лучше, получается – боец, свой парень. – Он отстранился и, держа на вытянутых руках парнишку, пытался рассмотреть лицо.
Война бушевала, но где-то в стороне. Огненные вспышки разрывали ночную темень. А тут в траншее такой разговор с боевым командиром:
– Меня можешь звать «дядя Петя». Это – по гражданке, а поскольку я военный, то – «лейтенант Пётр Петров».
Прежде чем ответить, малыш подумал, а даст ли мне этот «дядя Петя» чего-нибудь поесть и называть ли своё настоящее имя или соврать? Колька с Ваньком говорили, что однажды к ним подполз наш разведчик. Расспрашивал их, как живут люди на нейтралке. В какое время приходят в посёлок мародёры, по сколько человек шастают по дворам. Они всё рассказали. Разведчик угостил братьев сухарями. Вспомнив это, Валерка попросил у дяди Пети вначале сухаря.
– У меня, кроме махры, ничего нет. Сейчас придем к ротному, накормим тебя до отвала. С едой, брат, у нас нет печали, да-а, – он ещё что-то хотел добавить, но только вздохнул. – Накормим… не переживай, парень.
Обещание Валерке понравилось. Но он сказал, что зовут его Вовкой, так учили братья-близнецы: «Не называйся своим именем, военное время идёт…».
– Вовка – это несерьёзно. Ты перешел линию фронта… мужик обстреляный, выходит, Владимир! А Владимир – Владетель мира, вот какое у тебя имя.
Они шли по лабиринтам траншей с множеством ответвлений. Тихо, безветренно. Одно только плохо, что сверху нет-нет да и задувала и поземка, снег, который попадал малышу за ворот. Он ёжился, прижимался щекой к шинели. Взводный это заметил, постарался прикрыть его полой шинели, опустить пониже. «Надо дочистить траншеи, – бормотал он, – попробуй пронеси здесь раненого…».
– Что ж ты без шарфика? Пальтишко драное… как добрался?..
Вопросы эти показались Валерке смешными, но он ответил:
– Итальяшки и румынешты всё – «цап-царап!» – «цап-царап», – произнёс на манер мародёров.
– Это выражение фашистов – «цап-царап»? Они так заявляют?..
Читать дальше