Наталья Мезенцева - Цвет и слово. Игры правого полушария

А балкон разрушен. Вход зарос травой. Галки свили гнёзда. Кот живёт слепой.

Дом обезлюдел давно, некоторые оконные стёкла разбиты, другие закрыты деревянными жалюзи, а местами заколочены наискосок досками. Двери кое-где приоткрыты.

Призраки былого проникают в Дом. Здесь его хозяин, дама в голубом. И любовник страстный, слуги – чередой. Мимо все проходят, проникают в Дом. В углу висят иконы: Божья Матерь, Спас. И лампада светит: кто-то был до нас…

Парадный въезд помнит свадебную процессию, жениха и невесту, их родителей. Голубая спальня с белыми занавесками ещё хранит ощущение счастья, там слышится лёгкий смех, шёпот влюблённых. Можно легко представить, как был построен этот красивый Дом, как поселилась там счастливая семья, всё было у них впереди: детский смех, любовь, праздники, проблемы, болезни, слёзы, счастье – жизнь.

Большая столовая с камином и огромным овальным столом на массивных ножках с печалью отдаёт мне воспоминание о запахе дров в камине, об ароматах вкуснейших яств, о разноголосье гостей. Приходят тени нарядных дам с высокими причёсками, лёгкий запах духов, дыма сигарет, приглушённые звуки рояля…

Эркеры, два входа в Дом, лестницы под фонарём. Черепица – красная, улица – горластая. Светится тот Дом огнём, весело мы в нём живём. Дом наш дарит всем уют, для гостей готов приют.

Коридоры тёмные, здесь дух сырости и одиночества, деревянные ступени скрипят, а не поскрипывают, уже не различить без света цвет стен, поблёкли краски.

Вот кабинет хозяина, окно смотрит на мощёную улицу, старые липы, напротив училище, оно до сих пор живо, учащиеся снуют туда-сюда. В кабинете осталась только книжная полка из массивного дуба, наверное, её невозможно было снять, да и стара она… На полу валяется никому не нужная записная книжка с оборванными по краям жёлтыми страницами, вылинявшими чернилами, в красном сафьяновом переплёте.

В гостиной два кресла около всё ещё красивой изразцовой зелёной печи, потемневший пейзаж в массивной раме. Кресла стоят именно так, как будто в них сидят и беседуют. Настенные часы без стрелок лежат там же на полу. Лёгкая занавеска летает у разбитого окна, как птица. Все вещи в Доме говорят шёпотом, но каждая своим особым голосом. Лишь часы молчат, они теперь только смотрят.

Крылья занавески летают у окна, паутинка свесилась низко с потолка. На лице нет стрелок, немы те часы, а в углу за печью шепчутся сверчки.

А вот и старинное зеркало без рамы, края изысканно обработаны змейкой. Может, и не было рамы. Зеркало всегда таит что-то мистическое, суеверные думают, что тени прошлого могут оживать, выходить из зеркала и жить своей, ни от кого не зависимой, жизнью. Может, и так. Кто знает?

Старое зеркало память хранит, с нами о давнем оно говорит. Пылью подёрнута зеркала гладь. Нам будет трудно суть угадать. Вот тень генерала тихо явилась, дети его нам удивились. Сколько наград, много крестов – их заслужил он во время боёв. Там и жена молодая была, только грустна, и всё плачет она. Зеркало вдруг пеленою покрылось. В комнате гроб, и толпа там молилась. Всё нам понятно теперь… Мы уйдём. Дверь же прикроем и в залу пройдём.

Именно здесь, в зале, бывали танцы, шумные счастливые сборища гостей. И Рождество, и именины праздновали на первом этаже в огромном зале (в огромной зале – так говорили раньше). Приглашали музыкантов, здесь пели, танцевали, сюда же ставили высокую рождественскую ель…

Походив по старому Дому, напитавшись его воспоминаниями, чувствуешь, что о многом можно было бы его расспросить. А он бы с радостью поделился своими историями, ему есть что вспомнить, пережить заново и старческим голосом поведать нам разные секреты.

Грустно так, печально, семьи нет уже. Дома увяданье тихо шепчет мне: «Приходите, люди, и живите здесь. Подарю вам радость, дам и мир чудес».

Старую квартиру в центре Москвы на углу Тверского бульвара освободили от мебели, подготовили к ремонту. Вывезли на дачу к друзьям всё, за исключением напольных Часов и старинного буфета из вишни. Эти реликвии настолько ценились в семье, что руку поднять на них было невозможно. Со стариной надо считаться, хотя время идёт, бежит, летит…

На тяжёлых дверцах буфета сложился замысловатый орнамент из природного узора самого дерева. Кроме того, дверцы эти были волнообразны, несмотря на свою массивность. Этот царственный, несколько пузатый и толстоватый старец жил в столовой, а мощные, высокие, никогда не сходившие с места Часы (они ведь умели ходить по-иному) жили в углу кабинета. Оттуда, из своего угла, Часы видели буфет и своим боем привлекали его внимание, они давно подружились и не представляли себе жизни друг без друга.