Варвара Гагарская - Живые сороки. Странные сказки

Мужики ж они похлеще баб сплетни собирают. Сами придумали – сами и поверили, да давай местному красавчику на ухо нашёптывать, что вон какая девица появилась из себя вся – ни имя никто не знает, ни откудова. Но по деревне шатается регулярно да на всё с интересом глядит, будто высматривает кого. «Уж не меня ли ищет? – приосанился Жуп. – Так взглянуть надо на эку невидаль!» А это и недолго, глянуть-то. Заприметили деревенские, с какой стороны лесу чаще появляется девица, там и встали, семечки поплёвывают, баечки потравливают лениво. Вдруг выплывает из-за поворота пава: грудь высокая, бока крутые, коса ниже пояса, румянец во всю щёку да глаз с поволокой. День ото дня хорошеет! Разве можно упустить такую?! Жуп грудь колесом выгнул, дорогу перегородил: «Куда да откуда девица путь держишь? Голова у тебя не покрыта, а солнце так и печёт – не опасаешься ли?»

А кикимора стоит да улыбается – как же ей с человеком заговорить, голос-то скрипучий, сразу неладное почует. Голову наклонила, плавненько Жупа обошла да и дальше по дороге. Парень опять обгоняет, ласковые слова стелет – та улыбается да улыбается. Так и ушел, не солоно хлебамши. Ну, думает, не на другой день так на третий я эту недотрогу пивом угощу.

Кикиморе-то до человечьих особей дела мало, от как мыло варят – ей антересно. Ложки, опять же, как тачают. А мужики как-то так. У их, у кикимор, поди и устроено всё по-иному, хто знат. Недельку, значитца, другую, потаскался Жуп за красою, а та на него внимания ноль, сама всё боле у работного люда трётся: то возле кузнеца, а то три дня за каменщиком наблюдение вела, всё вона молча пальчиком перетрогала, весь струмент. Другой бы раз дак ремесленники шикнули уже да прогнали взашей, а перед красавицей неместной млеют вроде как, улыбочка дурная да слова поперёк не скажут – на, мол, жамкай чего угодно, не жалко. Но Жуп свое дело тоже знал – не зря же первый парень на деревне. Делать-то он толком ничего не умел, тока мордой симпатичной светил да пиво пил отменно. Другой вон наберётся да ведёт себя некрасиво, а у его морда хоть и пьяная, да всё одно симпатичная.

Приметил Жуп, что девка-красавица уж больно ко всему тянется да верит шибко в россказни. Шатко-валко, но уболтал девку хоть пива с ним выпить. Мол, научу тебя ентому делу непростому, а то как же так – пиво пить не уметь? Привёл, значитца, зазнобу свою на сеновал – будто пиво тока так и пьют вот (а она ж кикимора, ей и дела нет до подозрений), сидят, улыбаются да тока девка молчит всё, уж вроде и странно как-то… Но у парня-то финишная прямая – то на него и глазу не поворачивали, а то сидит тут, смотрит с любопытством, плечиком покатым поводит. А что молчит – так мало ли, может, с детства немая. Там ить не говорить главное, в ихних-то делах.

В опчем, налил Жуп пива имбирного по кружкам, да еще и самогону подмешал – уж чтоб наверняка. Девка понюхала, поморщилась, но парень так уж улыбался да пивко прихлёбывал – вкусно, мол, что и та глоточком приложилась. Нечисть ить хмельного не пьет, так уж спокон веков повелось, хлопнула кикимора немного – да от шока с нее весь морок и слетел разом…

Жуп увидал, кто перед ним на самом деле, да как пукнет! Кикимора сразу поняла, конечно, что личина рассыпалась – и дёру. Ей какое дело – обратно в свой подпол, там спокойнее. А парень с тех пор так и жил – как увидит дюже красивую бабу, так пукать начинает. Со того страху везде ему теперь кикиморы мерещились. Жалко парня, смазливый был, а вот поди ж ты как вышло.

Наповадилась девка трусы на леву сторону надевать. Разница какая? Никакой. А выворачивать – лень. Так и пошло у ей, что день через день – так порты навывороток. И все бы ничего, но вот стала замечать девка странности разные всякия, а особливо ежели вчерась тетки метлами погонят али сын крестьянский за зад щипнет, дак насегодня вроде и малышня мимо пройдет – не задразнит, и хозяйка стирать не пошлет на мутную реку. А пряников, наоборот, даст. С квасом. Чтоб пучило. Но это уж назавтра будет, ить хозяйка без вредностей не может, ей енто по должности положено. Даве, опять девица приметила, морковку потырила у бабки на базаре – не одернули, крику не устроили и по шеям не наклали. Осмелела деваха, да там же, у прилавка бабкиного, моркву ету и захрумкала. Дак ить ни-ни! Та и слова не сказамши, будто так и надо – овощь краденый не отходя кушать. Смекнула тута она, што неспроста ето, што дело явно в трусах…

И пошла-поехала канитель! Девка-то не нарадуется, все ить теперича можно: козью каку в жбан квасной кинуть у всего базара на глазах, бабке-беломорке в кислу капусту стекла толченого насовать, соплю опять же об какой матерьял дорогой обтереть. Да мало ли развлечений на базаре, когда за руку не схватят! Так вона всё девка и глумилась поди ж с неделю, да притомилася – уж и придумок не осталось как деревенским грязнить.