Игорь Арсеньев - Любовь да будет непритворна

Я – актёр, Людмила – заведующая театральной труппой довольно известного и даже Академического театра. И, само собой, гастролей и прочей маяты с разъездами по нашей самой-самой-самой стране было в избытке. А мечталось, хоть иногда освободиться от расписаний и обязаловки. Автомобиля тогда у нас быть не могло. Благосостояние, сами понимаете, как у всех: «от заплаты до заплаты». Следовательно, мы, как нормальные, советские правдорубы – вечно в долгах как в шелках щемящей не развеянной грусти и тоски почему-то… неправдоподобно высокому. Велосипеды, правда, имелись, и даю слово, они никогда не пылились на антресолях.

«Быстрые ноги», именно так переводится с французского слово велосипед, без сомнения революционное средство передвижения. Но, как правило, одноместное. А лакомство, а гибкость мимолётных впечатлений? Ведь согласитесь, несправедливо и не рачительно пренебрегать тем наслаждением, тем риском, что дарит нам Роза ветров. Ибо, как предвещал оракул и древнейший наставник царей товарищ Сенека: «Желающего идти судьба ведёт, не желающего – влачит».

Вот так – из социального переутомления, всеобщей гражданской панихиды и чего-то ещё – родилась чудная идея гибрида – велика и авто, в котором, и сидения рядом, и педали вместо мотора, а всякого рода мечтания, романтика плюс поэзия, как паруса зыбкой надежды страстной и неразрывной любви!

Мы, кстати, возникло не сразу. Поначалу (я) был один-одинёшенек. Людмила и сотоварищи по искусству приняли затею с веломобилем тускло, неровно, где-то даже с опаской, как дурное предчувствие, как нечто угрожающее нашему гуманному братству. Но скорей всего, они просто-напросто не поверили, что такое вообще допустимо в обществе вроде бы взрослых и адекватных людей.

Однако, на мой взгляд, друзья и приятели не смогли прочувствовать до конца в затее с веломобилем, скажем так, никакого что ли… бурлеска или шарма, ну то есть… совсем – совсем ничего … «кроме дури». Некоторые из них шершаво, по-стариковски вертляво шутили, иные иронизировали, иные демонстративно и глубокомысленно перемигивались, пожимая плечами, словом, все они… усомнились. Но зато я понял, что заблуждался в себе, и бесповоротно решил, что пришло время подвижного – парадоксального поступка. Я вышел из игры, сбежал из актерской профессии!

А что, заманчиво хлопнуть дверью, ломая пушистые ветки актёрского самолюбия. В театре я, как все, крепостной – без малого двадцать лет, и постоянно – спектакли, репетиции, и не то, что бы времени, воздуху, воздуху-с не хватало на пустяки. А мой пустяк – мой конёк-горбунок, моя таратайка, божия коровка, прихоть, вымысел, бред, химера, мои «быстрые ноги» в моем воображении, словно роковая любовь, решительно не имела заднего хода. И где-то уже напропалую, вовсю молотились его пустяковые, смешные педальки, сокрушая душевные переживания жены и всех маловеров притом, что я пока решительно не понимал, и даже не представлял с чего начать строительство своего детища.

Завиральные мысли, вздорная забава ни при каких обстоятельствах не хочет и не может быть полуправдой. А значит, я должен, направить, наполнить свою пока полуправду, всамделишным то бишь личностным – сугубо своим индивидуальным содержанием.

Многие предрекали провал. Порой, мне казалось, что я сам себя затравил, сознательно загнал себя в угол. Хотя, разумеется, я понимал, что неплохо бы составить первоначальный проект. Я помню рисунки, эскизы, клочки, странного вида наброски. Идея «фикс» таилась, осторожно перебирая лапками, выдвигалась на меня из сумятицы образов – мутных понятий о таинственной ходовой части, трансмиссии, миделе, развале-схождении, обгонной муфте, туклипсах, переключателях скоростей… Представьте мои походы на велосипедные толкучки, лазанье по городским и заводским свалкам, ползанье под автомобилями в густом, липком тумане петербургских трущоб. Представьте бесчисленные расспросы с пристрастием; штудирование журналов, профессиональных брошюр; возобновление школьных навыков чертёжника, токаря, слесаря, фрезеровщика… И поначалу (не стану лукавить) всё прямо-таки валилось из рук и куда-то стремилось – совсем не туда. Но! Отступать, было поздно. Да и не хотелось сдавать свою сумасбродную идею в архив памяти, предавая себя на позор. Нет-нет, не поддался я на голос своего малодушного хлюпика – выстоял до конца, и горжусь этим поныне!