Денис Гусев - Сундук

Однажды ночью тихо покоившийся мир был осквернен, впервые – на моих глазах. Этот случай оставил первую глубокую отметину боли в моем сердце.

Сначала я услышал чьи-то крики, доносившиеся издали. На улице было безлюдно, поэтому я подумал, что какие-нибудь ночные гуляки ругаются вдалеке. Затем я увидел силуэт. Это был человек, от кого-то стремительно убегавший. Следом появились его преследователи: двое крупных мужчин, чья тяжелая поступь доносилась до меня. Они догоняли убегавшего.

Фонари на противоположной стороне улицы не горели, поэтому я не мог разглядеть их лиц, но дальнейшее помню отчетливо: преследователи, повалив убегавшего на землю, начали неистово избивать его. Удары сыпались по спине, голове, а некоторые по лицу.

Не помню, сколько длилось это зверство – ощущение было таким, словно время остановилось но, после того, как они второпях обыскали карманы своей жертвы и поспешно скрылись, оставленный ими больше не пошевелился.

Всю оставшуюся ночь я не сводил с него взгляд, думая о том, как мир, обрамленный первозданной красотой, может терпеливо сносить подобную жестокость? Почему звезды не погасли, отворачиваясь от человека и дел его рук? И как могут мирно существовать великая гармония ночного неба и неистовое безумие человека?

Я не сомкнул глаз до самого утра. На рассвете, отразившимся золотистыми переливами на мостовой, первые прохожие обнаружили тело. Оно одиноко покоилось на холодных камнях и ни в чем больше не нуждалось.

Пытаясь избавиться от ночных воспоминаний, я закрыл глаза в надежде на сон.

Я не могу вспомнить своих нынешних хозяев. Не знаю почему, но их манеры, привычки, как и облик, давно затерялись среди закоулков памяти. Мне представляется, что в виде невесомого, почти прозрачного облачка, воспоминания скитаются по лабиринтам сознания и, случайно наталкиваясь друг на друга, сливаются. Одно воспоминание наслаивается на другое, образуя третье, которое становится слепком вымысла и действительности.

Я помню много из пережитого мной. Случалось разное – как плохое, так и хорошее. Что-то запоминалось невольно, а что-то я сознательно пытался отложить в памяти. Самое желанное в моей коллекции – Хельга.

В тот день улица была, по своему обыкновению, шумной. Пешеходы наряду с автомобилями разрезали её вдоль, стремглав проносясь мимо. Редкий прохожий не поддавался спешке. Небо нахмурилось, вот-вот собираясь окропить мостовую дождем.

Наша лавка пустовала. В то утро нас посетило всего несколько человек. Каждый из них почти в точности повторял действия предыдущего: сначала прошелся вдоль витрин, затем задал пару вопросов мастеру, чтобы чем-то оправдать свое появление, и стремительно удалялся.

Я смотрел через витринное стекло на потускневшую мостовую. Сонливость не давала покоя. Я сомкнул веки, решив немного вздремнуть.

Громовой раскат разбудил меня. Чередой пронеслось несколько глухих ударов. Звук был настолько грозным, что, казалось, переполненные облака кто-то распорол резким ударом ножа, вывалив их содержимое наружу. Последний раскат помог мне окончательно высвободить сознание из омута сна.

Быстрым шагом прохожие пытались преодолеть расстояние до ближайшей подворотни, лавки или небольшого козырька, под которыми можно переждать дождь, с каждой минутой превращавшийся в ливень.

Несколько прохожих забежали к нам в лавку. Закрыв за собой дверь и принеся холодный уличный воздух, они любезно попросили мастера Ганса разрешение переждать, как они выразились, «настоящую бурю».

Старый мастер одобрительно покачал головой. Затем предложил гостям чай, дабы не простудиться. Они, поблагодарив, отказались. Их было трое: мужчина и две молодые барышни.

– Раз уж вы все равно здесь, не желаете посмотреть товар? Может, что-нибудь, да и приглянется, – спросил мастер Ганс.

– Почему бы и нет, – произнесла одна из девушек, одетая в темно-зеленое пальто. – Я столько раз проходила мимо этой лавки и ни разу не заглянула внутрь.

– В самом деле, – поддержала её вторая. – Ливень может затянуться, а я уже давно хотела приобрести новые настенные часы.

Они вдвоем направились к витринам. Мужчина остался стоять около двери. Он нетерпеливо посматривал на свои часы на цепочке, затем убирал их во внутренний карман и продолжал смотреть на улицу.

Одна из девушек остановилась напротив часов, долго разглядывала их. Мастер Ганс стоял рядом, отвечая на её вопросы.