Яна Варшавская - Очень плохой English

Когда я вошла, он был ещё жив. Мужчина лежал на полу. Глаза, обращенные в небо, были открыты. Правда, небо ему заменял высокий потолок нашей пятиэтажной общаги.

Возможно, это был какой-то самый последний импульс… Он протянул мне руку и произнёс:

– Теперь нить оборвалась! – Его рука дрогнула, и он как-то сразу изменился в лице, словно окаменел.

Я стояла прямо у дверей, не в силах пошевелиться. Этот незнакомый человек был первым, кого я видела мёртвым…

Тусклое утро. Хотя и выходной.

Сегодня вообще нет нужды подниматься ни свет ни заря, чтобы пешком пройтись до университета.

Правда, я обожаю ходить пешком. Это немногое, что я действительно люблю. Я пересекаю давно знакомые улочки, настраивая себя и привыкая к мысли, что в этом городе мне вряд ли удастся что-либо изменить. Ведь нет ничего скучнее работы инженера. Хорошо, уточню… Инженера какой-нибудь-там-лаборатории.

Года три-четыре я ходила в университет как на праздник.

Но это было давно. Я довольно быстро освоилась и заскучала. Сейчас мне тридцатник. Вернее, уже чуть больше… Работа теперь не вызывает никаких, даже самых слабых отблесков от тех прежних полярных ощущений. Ни страха, ни любви. Хотя я уже и называюсь ведущим инженером, но всё той же какой-нибудь-там-лаборатории.

И мне уже тридцать. Хорошо-хорошо! Чуть больше. При этом легче перечислить то, что у меня есть, чем то, чего нет… А нет у меня ничего. Вернее, у меня нет всего. Нет квартиры, нет машины, нет дачи, нет мужа. Нет даже собаки.

Ах да…

У меня есть комната в общаге. Шесть метров. С порога можно сразу рухнуть на диван. Ещё есть круглый аквариум, в котором размеренно по кругу плывут в никуда два чёрных телескопа и три золотые рыбки. Похоже, их возмущению нет предела… Когда бы я ни посмотрела в сторону аквариума, постоянно – огромные глазища и несмолкаемые разговоры. Сколько же можно болтать? Хорошо хоть природа не наделила рыб голосом. Так что пускай себе болтают!

Аквариум уже пять лет украшает моё жилище и пришёл на смену этюднику на алюминиевых ножках, который теперь собран и занимает всё свободное место между большим высоким одёжным шкафом и стеной. Длинные лямки этюдника время от времени попадаются мне на глаза, но… Вечерняя художественная школа окончена, и точка. Больше никаких этюдов, никаких монотипий и набросков. Ничего. Эту страницу я перевернула.

Оголодавшие за ночь рыбки подплыли к стенкам стеклянного убежища и требуют корм и, как мне показалось, обещают за это исполнить любое моё желание. Я машинально открыла коробочку с сухими личинками…

– Попробуйте меня удивить, – раскрошив корм над водой, произнесла я.

Спустившись на первый этаж, без всякой надежды в голосе спросила почту.

– Только письмо, Танечка. Зато какое! – воскликнула дежурная вахтёрша, протягивая мне увесистый конверт размером А4.

«Ну-ну… – подумала я. – Удивили так удивили!» На конверте в правом верхнем углу, как и полагалось, красовались марки. Замечательные марки, с изображением больших жёлтых цветов и надписью: «I LOVE YOU!»

Слегка дрожащими руками от вдруг нахлынувшего волнения я распечатала письмо. Притом очень аккуратно, ещё до конца не веря, что оно адресовано именно мне. В любом случае мне бы не составило большого труда заклеить его, и никто бы даже не заподозрил, что конверт уже вскрывали.

Текст письма был написан хоть и очень аккуратно, но… Разрази меня гром, на английском! Да ещё и печатными буквами.

Самое распространённое заблуждение, касающееся близнецов, – это ошибочное утверждение, что все они имеют похожую судьбу, называют своих детей одинаковыми именами, притом совершенно не сговариваясь…

Наверное, доля правды в этом всё же есть. И тому тысячи примеров, ведь именно о таких случаях рассказывают со страниц популярных журналов и книг. А непохожих кто-нибудь упомянул?

Боюсь, что это показалось бы не так интересно…

Наши с Евой родители решили устроить глобальный эксперимент в рамках небольшой семьи. Чего они хотели добиться, поступая с нами таким образом, мне до сих пор непонятно. Видимо, всё же есть какое-то разумное объяснение, но…

Родились мы если не копиями друг друга, то были так похожи, как, например, отражение в зеркале и тот, кто в него смотрится. У меня родинка кокетливо расположилась на правой щеке, а у Евы – на левой. Правый глаз сестры всегда выдавал очередную хитрость, едва только пришедшую в её светлую голову, лёгким прищуром. И мой левый глаз так же вероломно сдавал меня при случае… Но этот факт был известен только нашему ближайшему окружению.