Он спустился в фойе гостиницы по лестнице, где я стоял, ожидая его, легко и непринужденно, как будто до этого не было между нами напряженных разговоров. Сейчас это был еще другой человек с новой маской поведения. Эта непринужденность и расслабленность в его слегка толстоватом теле молниеносно отозвалась в моих мыслях – он что-то уже решил. В. подошел ко мне, и еще до того, как он начал, я понял, что встреча наша будет иметь какое-то продолжение: поехать куда-то или что-то в этом роде… И в это время, наверное, в мой жизненный час икс, в фойе вошел человек, которого я никогда не забуду. Он оставил у меня очень странное ощущение. На вид это был обычный мужчина лет 35, однако, я, взглянув на него, не смог как бы определить, понять, кто был перед мной. Он был очень спокоен, он тихо говорил, и, клянусь, за долгое время жизни в этом городе я не встречал таких людей. До меня донеслись слова, которые он начал говорить В. Я как бы слышал их и в то же самое время стоял в стороне, как во сне. Я не мог понять происходящее. Человек начал спокойно уговаривать В. чего-то не делать. До меня долетели слова «он ни в чем не виноват», «не надо». В. это все слушал тоже в каком-то ступоре. Они не были знакомы. Просто В. слушал незнакомца молча, и все. И я слушал, и все… Это продолжалось секунд 15—20, потом он вышел в двери, и я больше его никогда не видел. В. изменился. Пропала его суть, готовая выкручиваться из любых ситуаций, осталось что-то прятавшееся в глубине его натуры, уже без маски, то, чему можно было верить… Он сказал, что съедет через пару дней. Это были первые правдивые слова, услышанные мною от В. за время наших отношений. Я думаю, что меня спасли в тот вечер. Я не знаю, кто был тот человек, появившийся в нужный момент с точностью до секунды. Человек, который заставил В. слушать себя. Человек, с появлением которого вся ситуация стала на некоторое время словно наваждение. Что-то было, а что?.. Кто-то был, а кто? Не буду читателя направлять по руслу своих догадок, но, думаю, многие и сами к ним придут, кем был тот Незнакомец.
В. съехал, как обещал. Я несколько дней отмывал свою любимую квартиру от грязи, запахов, укоряя себя за доверчивость. В одной из тумбочек нашел тетрадь, в которой В. писал слова раскаяния за совершенные им поступки. Он обращался к Богу и просил его о прощении. Видать, в душе В. происходила та еще битва. В этой битве мне посчастливилось не стать поступком, за который бы он вымаливал еще одно прощение перед Всевышним…
С А.А. я познакомился одним солнечным летним днем, когда решил пополнить свои знания о музыке и зашел в одну из вечерних музыкальных школ столицы с целью узнать как и что. Меня направили в один из классов, который был расположен на втором этаже старенького, чудом сохранившегося в респектабельном районе центра столицы, двухэтажном особняке прошлого столетия. Он так и стоял, этот дом, давно требующий ремонта, от этого еще больше кажущийся диковинным среди дорогого пейзажа красивых домов с парковками с иномарками. Позже А. А. мне объяснила, что если бы его удалось отремонтировать и привести в порядок, его ту же отхватили бы дельцы, для которых такое здание в центре, в котором после работы учат людей музыке (о чем мы?), было бы легкой добычей. Поэтому оно так и стояло, как жалкий выцветавший островок из старого кирпича. В середине все также было дышащим на ладан, как говорится.
При входе в тесной каморке встречал вахтер – бедолашный мужчина лет 50 в поношенном костюме. От этой каморки, где он готовил чай и нехитрые обеды, в обе стороны шли классы. Класс А. А. был на втором этаже, куда вела старая деревянная лестница, на ступеньках которой гвоздями был прибит линолеум, стершийся от давности лет. Но когда я вошел в класс А.А., где на тот момент было пусто, то ощутил, несмотря на тот же убогий пейзаж, что был везде в помещении школы, какой-то простор и чистоту. Это был маленький класс: четыре на четыре метра квадратных. В углу, слева при входе, стояло старенькое пианино, справа на стене висело зеркало, в котором А.А. обычно после занятий поправляла прическу, прежде чем идти домой. Несмотря на то, что идти ей было минут шесть, ее дом был в следующем квартале, все в ее одежде и внешнем виде должно было быть аккуратным. Это одна из черт этой необычной и интересной женщины лет около 70, которая поражала своей энергией и какой-то воодушевленностью. Посреди комнаты стояло несколько рядов старых, изрезанных царапинами и надписями парт еще советских времен. Над ними на неровной стене бело-серого цвета висели несколько портретов композиторов. С одного из них, расположенного прямо напротив входной деревянной двери, покрашенной уже энным количеством слоев белой эмали, смотрел Бетховен, сведя строго брови на лбу. Под портретами находилось окно и дверь на старенький балкон, на который выходить было страшновато из-за его состояния. Но тогда все это не смутило меня, хотя бросилось, конечно, в глаза.
Читать дальше