Геннадий Пискарев - Запах креозота

Когда-то довелось прочитать удивительное суждение о том, что тайна жизни кроется в страданье: дети и звезды рождаются в муках. Странно вроде бы, но именно такого рода мысли начинают роиться, когда слушаешь русские песни. В частности, Надежды Евгеньевны Крыгиной, что на днях в очередной раз пленяла своим искусством собравшихся на её концерт в московском Мюзик-холле.

Существует расхожее выражение: песня – душа народа. Это очень верно. Как верно и то, что русский человек, как никто, способен самовыражаться не иначе, чем через боль. Она, в отличие от других, не имеет маски. Страданье всегда истинно. Поэтому-то явленное в искусстве, в музыке – предтече всех искусств – оно завораживает, покоряет искренностью, поражает сопереживанием.

Страдание – не уныние, смертным грехом быть не может. Как и народная песня, наполненная печалью и грустью, оно несет очищение – катарсис. Это особенно ощущаешь, когда углубляешься в пение Надежды Крыгиной, заявляющей мудро: «В каждой русской песне, даже несколько легкомысленной на первый взгляд, заложен глубокий смысл».

Не правда ли, у сказавшей такие слова есть чему поучиться. И у неё учатся. И подают уже немалые надежды молодые певицы, как, например, Валентина Моисеева.

Через трепетное исполнение народных песен Надеждой Евгеньевной начинаешь, кажется, открывать загадку русской души. Души, что, словно Вселенная, соткана из страдания, но созданная, однако, руками любви. Это начинают понимать, похоже, и там, за пограничными столбами Отечества. Не потому ли столь любима Надежда Крыгина зарубежными слушателями.

«Страданье возвращает нас к Богу». Это слова Олигьери Данте. Извечно стремится к Богу русская душа, столь проникновенно отраженная, в чём пришлось убедиться и в этот раз, в творчестве народной артистки России Крыгиной. По имени Надежда. Имени, стоящем посредине таких символически значимых обозначений, как Вера, Любовь и мудрость София.

«Будет в России благодать», – поёт пронзительно почвенно-русская певица. Будет! Мы надеемся вместе с ней. Мы верим в это. Но ведь верить – страдать. А страдать – верить. Иного не дано.

Самое страшное, что я вижу ныне – отсутствие интереса человека к человеку. Только я сам. Причём удивительнейшим образом полагающим, что все остальные люди, неинтересные мне с их запросами и проблемами, должны думать о моих интересах, решать мои задачи.

Уходит душевная привязанность, даже формальная.

В моей деревне (огрубляю пример), если ты побывал у кого-то в гостях, обязан пригласить в гости и к себе тех, у кого гостил. Неважно, хлебосольно ли примешь, но должен, должен ответить знаком душевного сближения.

Этого ныне не встретишь запросто. Могут заплатить за услугу, помощь. По тарифу, жёстко, по-канцелярски. Люди – механизмы. Смазал – поехал.

Часто пытаются «ехать» без смазки. Дураков, святых ищут. Тьму примеров привезти можно. Святого, как наверное, художника, обмануть легко. Но Бог-то правду видит, хотя и не всегда её высказывает. Дьявол рад: самого Господа облапошил. Ой ли!

А в миру… Падший, обманутый приходит таки в чувство. Падая же, он как бы притупляет бдительность дьявола.

Вот тут-то и дай ему бог извернуться.

Но, вообще-то, как толкуют святые отцы, лучше бы своего не искать, а делать общее дело, угодное Христу.

И помнить надо бы всем нам евангельскую заповедь: «Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи». Это вовсе не значит, что спасаться надо любым способом – бегством, трусостью, изменой. Боже упаси, будь твёрд в праведном стоянии и твой пример спасёт тысячи гибнущих.

Актёр Авилов, исполняющий роль Дантеса в киношно-интерпретированном произведении по роману Александра Дюма-отца «Граф Монте Кристо», умер молодым.

Меня страшит мысль, уж не расплата ли это за произнесенные с высочайшей дерзостью слова: «Человек умнее Бога». Пусть и не актерские слова, а интерпретатора-режиссёра, вложенные в уста аббата Фариа.

Как хочется быть хорошим и справедливым человеком. Но как? Кто подскажет, кто научит? Беспрекословно выполнять волю стоящего над тобой? Свести действия до инстинктивных поступков?

Вот муравьи. Они хорошие. Если пожар, пойдут на смерть и муравейник спасут. А может, они зомби?

Отличить хорошее от плохого можно, лишь сопоставив одно с другим. Нельзя, выходит, быть хорошим всем. Кто-то должен стать и плохим.