Кирилл Фролов - Старухи

Но вот и стемнело. Коленька покушал и уснул в люльке, девочки тоже уже спят. Свекровь тихо всхлипывает и крестится перед иконой, забросив свою пряжу. Сейчас она выплачется и уснет. Осталось совсем немного потерпеть.

Но вот и пришла вожделенная минута. Закутавшись в полушубок и в пуховую косынку, перекрестившись, она вышла, не вполне осознавая, зачем и куда идет, но ноги шли как-то сами, мерно, не спеша…

Вот и берег совсем недавно оттаявшей реки. Постояв с минуту, Нюша, точно в детскую летнюю пору, скинула полушубок, сняла валенки, а потом и косынку, припрятала все это надежно в береговых зарослях – и прямо так – в одной рубахе и простоволосая – стала медленно погружаться в обжигающе-студеную воду.

Плыть было совсем недолго – речка была узкой. Под руками и шеей похрустывал успевший вечером появиться прозрачный ледок. Грести приходилось одной рукой – в другой был зажат узел: никогда – ни в юности, ни в старости – она не приходила к любимым людям с пустыми руками. Время стерло содержимое этого подарка.

Противоположный берег оказался совсем пустым и чужим, и ноги побрели дальше, босиком по обледенелым прошлогодним будыльям прибрежного луга. Потом она зашла в лес, такой родной и знакомый по летним ягодным и грибным походам, но такой чужой и горестный в эту ночь. Каким далеким казался ей этот путь! Но потом – она не помнила, как и когда – она нашла его. Он был среди других солдат, которые встретили ее, раздетую и простоволосую, с подозрением. Но она не заметила и не запомнила их. Она запомнила лишь, как он обнял ее, и ей стало так тепло под его шинелью! Она прижалась к его груди и всем существом своим впитывала его запах, такой родной и любимый. Она не запомнила ни слов, ни мыслей, а спирт из кружки закрыл ей глаза.

Наутро дрожащими, ослабевшими руками она растопила печь и повесила подле нее свое мокрое исподнее. Потом легла и заснула. Перед тем, как стремительный сон объял ее уставшее тело, она тихонько прикоснулась рукой к своим губам, и уголки их слегка зашевелились.

Эту историю прабабушкиного артрита я слышал лишь однажды и в очень кратком варианте. Моя прабабушка не была сентиментальна и молча игнорировала мои просьбы рассказать подробности ее ночного плавания. Поэтому мне пришлось додумывать эти подробности.

Когда она приезжала к нам в гости из деревни первым автобусом («Кто там?» – «Бабушка спозаранку!»), навьюченная сумками с щедрыми деревенскими гостинцами, я смотрел в ее строгие, задумчивые глаза, окаймленные еле видными побелевшими ресницами, и пытался увидеть в них что-то новое о ее прошлом. Но бабушка Нюша молчала. Она была, по ее собственным словам, женщиной степенной, и подробности той ночи ее последнего свидания с моим прадедом унесла с собой, отправившись в плавание по другой – вечной – реке.

Я часто потом пытался представить себе ту реку на Орловщине, это плавание в ледяной воде и путешествие в мокрой рубахе босиком по мерзлой земле.

Глядя на карту, я пришел к выводу, что Ицка – совсем маленькая речка. Не больше Тверцы в районе Кобячева, куда я иногда езжу купаться. Но и такую узкую реку переплыть в начале апреля, гребя одной рукой, нелегко.

– О! Кобячево? Я там столько раз бывала! Там же лагеря пионерские были. Много их там было! И я их все курировала!

Это уже моя бабушка Маша, бывшая сотрудница санэпидстанции, рассказывает мне свою речную историю.

– Помню, как-то раз приехала я в один лагерь. Приезжаю, захожу к ним, здрасьте, мол, я такая-то и такая-то. А заведующая мне: «Ой, Марья Николаевна! Вы, наверное, устали с дороги! Давайте-ка чайку сперва попьем!»

Ну, думаю, что ж не попить-то? Тем более жара стояла жуткая, автобус еле тащился, потом еще речной трамвай на пристани долго ждать пришлось. Хотя мне сразу показалось, что уж больно радостно как-то она меня встречает.

Ну так вот. Садимся, значит, чай пить: я, заведующая, кастелянша и повариха. Смотрю – а на столе чего только нет! И варенье разное, и печенье, и мед. Ну, думаю: «Значит, нарушения у них тут, вот и хотят меня задобрить». Тут заведующая мне и говорит: «Пробуйте медок местный, Мария Николаевна! А если понравится, то и баночку с собой возьмите!» И показывает мне на банку меда двухлитровую. Смотрю я на эту банку, и видно: мед хороший, патоки не намешано. И думаю: «Наверное, много нарушений».

«И варенье кушайте! Зоя Паллна сама варила из ягод местных – тут и черничное есть, и земляничное, и брусничное!» И показывает, значит, на повариху. «Наверное, повариха подворовывает», – думаю я. Надо хорошенько все проверить, да и весы заодно посмотреть. Ее, конечно, тоже понять можно: кто же на таком месте подворовывать не стал бы? Но тут все-таки дети! Грешно детей-то обирать!»