Александр Чебыкин - Поломка

Зимой 1904 года дошел слух, что Япония напала на Россию. Брат Михаил служил на Балтике заряжающим орудия главного калибра на броненосце. Прислал письмо с сообщением, что идет в поход вокруг света – громить японский флот. Осенью Максима пригласили в уезд, где сказали, что есть указ брать из запаса в первую очередь тех, кто служил на Дальнем Востоке. Максим знал, что защищать Дальний Восток некому – войск там мало, население редкое, а Япония рядом. Пока формировали, пока в течение месяца шел эшелон – война кончилась для России позором. Максим горевал: Дальний Восток за два года срочной службы стал для него родным. В апреле 1905 года пришло извещение, что Черемных Михаил Григорьевич пал смертью храбрых. С извещением вручили Григорию двадцать рублей. Через месяц получили письмо из Вологодской губернии, где друг Михаила по службе на флоте Холмаков Степан сообщал: «В морском бою в Цусимском проливе, корабль, на котором мы служили с Мишей, был потоплен. Миша был тяжело ранен, я пробовал его спасти, но не смог, очередной снаряд разорвался рядом с нами. Японцы выловили меня из воды, и только после плена я вернулся домой».

Сын Павел подрастал, голубоглаз, волосы с рыжинкой, настырный, немного с упрямцем, но с матерью был очень ласков. В 1908 году Евгения при очередных родах скончалась, не выжил и ребенок, сиротами остались восьмилетний Павел и двухгодовалая Аня. Максим сильно горевал, каждую субботу бегал за село на могилку. Соседи советовали Григорию подыскать сыну невесту, а то мужик с горя умом свихнется. Не так-то просто найти невесту для бобыля, у которого двое детей.

В соседней деревне Максим облюбовал сироту Екатерину Сажину. Девчонка что надо, как снопик осенний тощенькая. Заморыш-заморышем. Хозяйства почти никакого: коза, да две овцы, пяток курочек. Одной и с этим хозяйством было управиться невмоготу. Земли маленько, поэтому никто и не сватался. Кому нужна бедная и к тому же без приданного. Максиму она была люба, но боялся, что больно молода против него. Наконец решился. Поехал сам свататься, ни отца, ни матери, ни свахи с собой не взял. Зашел в избу, посмотрел на убогость житья и удивился как она тут, в такой нищете выжила. Катя зажалась в передний уголок, притихла. Догадывалась, зачем приехал Максим, а вдруг обидит и заступиться некому. Соскочила, набросила на плечи пониток и к дверям. Максим окликнул:

– Катюша, ты это куда?

– Да к бабе Марфе побегу, что-то боязно стало, Максим Григорьевич.

– Катерина, прошу, останься, не обижу, не зверь же я. Приехал свататься к тебе. Пойдешь за меня замуж? Знаешь, что как два года я без хозяйки живу, да и дети у меня – двое, за ними досмотр нужен.

Катя побледнела, присела на приступок у печи и прошептала:

– Максим Григорьевич, за какой-такой замуж, у меня приданного нет, оно все на мне.

Максим нервно теребя шапку в руках, срывающимся голосом проговорил:

– Не беспокойся, прикупимся, а что доброе – можешь после Евгении поносить, не от заразы она умерла, а при родах.

Катерина упросила, чтобы свадьбу сыграли как у всех, чтобы было, что в старости вспомнить и внукам рассказать. Зажили дружно, оба с благоговеньем и радостью друг к другу.

От Евгении осталось двое детей – Павел и Анна. Максим замечал, что к падчерице своей Катерина относилась с любовью и заботой, обращалась ласковее, чем со своими родными детьми. Сама познала сиротское горе. В 1912 году у них родился общий сын, назвали Михаилом, в 1917 – дочь Татьяна, а в 1922 – еще один сын Анатолий. Из девяти детей до совершеннолетия дожили четверо. Павел подрастал, окончил четыре класса в селе Григорьевском. Душа у него к сельскому хозяйству не лежала, он то устраивался работать на завод в Нытве, то возвращался домой. Никак не мог найти свое место, Хотя Екатерина и к Павлу была внимательна, но для него это была чужая женщина, на десяток годов его постарше.

По вечерам Мокинские мужики собирались у Максима, спорили до первых петухов. Сходились в одном – так дальше продолжаться не может: жить веками на земле и не считать ее своей. Земля была как мачеха. Своя не и не своя. Чужая. Строгановская. Надоели частые переделы. Решили: «Кто на земле работает и ее облагораживает, тому она должна принадлежать». Когда в Петрограде совершилась революция, толком в деревне не знали, что это такое, но когда, Максим привез из Нытвы газету с декретом о власти, земле и мире – селяне согласились, поддержали, что это правильно, давно надо было сбрасывать царя и убирать помещичье правительство.