Мисси Карантино - Горький вкус свободы

Вскоре мама съездила в детдом. Меня с собой не взяла, объяснив, что это – «не место для детей». Эта фраза окончательно убедила меня, что современные детские дома ничуть не лучше приютов Викторианской эпохи, о которых я читала в книгах для девочек, а потому надо добиваться того, чтобы Саша жил с нами.

В конце декабря мама оформила гостевой режим: жалкое подобие опеки, но только на выходные или каникулы. Я ликовала. Мне казалось, что гостевой режим обязательно перерастет во что-то большее, только вот мама, кажется, так не считала, о чем и заявила Саше – без купюр – утром в субботу, вскоре после того, как привезла его домой. Убедившись, что ему объяснили, что такое гостевой режим, она зачем-то снова разъяснила его суть, подчеркнув, что он хороший мальчик, но брать его под опеку она не собирается. После этого мама поинтересовалась, не обижают ли его в детдоме.

Я предложила поехать на горнолыжный курорт, но Саша сразу заявил, что максимум, на что он способен, – это посмотреть, как мы катаемся. Мамино предложение нанять ему инструктора было воспринято в штыки, а потому от идеи активного зимнего отдыха пришлось отказаться, так как беговые лыжи и коньки также не были Сашиной сильной стороной. Скрепя сердцем – на дворе стояла ясная снежная погода – мама согласилась на боулинг. Нельзя сказать, что Саша был гуру бросания кеглей, но, по крайней мере, он не боялся этого.

В воскресенье я проснулась в пять утра от какого-то шума. Натянув домашние джинсы и футболку, я выглянула в коридор, не понимая, что происходит. На кухне вовсю хозяйничал Саша: занавески были сняты, все вещи с подоконника переложены на стол и на тумбочки, сам подоконник блестел от чистоты, на рабочем столе я заметила около десяти стаканов со свежевыжатым соком, работали духовка (в ней пеклись песочные корзиночки) и посудомоечная машина.

– Прости, разбудил? – смущенно спросил Саша.

Я кивнула.

– Хочешь понравится?

– Обратно не хочу, – тихо ответил мальчик.

– Там плохо? – встревоженным шепотом спросила я, садясь за стол.

Мое воспаленное воображение уже рисовало самые страшные картины. Миллионы деталей, каждая из которых, возможно, по отдельности была бы не столь ужасна. Взять хотя бы еду в детском саду. В детском саду потому, что все детские учреждения, должно быть, похожи друг на друга. Пюре, манная каша с комочками (гадость), слипшиеся макароны… Бывало, что на полдник нам давали фрукты: половину банана или яблока. Но вишенкой на торте оставались… ложки, которые должны были заменить собой все имеющиеся в нормальной жизни приборы. Как обходиться с таким ограниченным и весьма специфическим набором, нам не объясняли. Видимо, подразумевалось, что можно воспользоваться руками, что довольно нелогично, особенно учитывая, что из нас стремилась вырастить аккуратных детей 21 века, а не мартышек первобытно-общинного строя.

– Нормально, – не очень уверенно ответил Саша, садясь напротив.

Мама говорила, что я никогда не ходила в круглосуточный детский сад и обычно после дневного сна няня забирала меня домой. Но почему-то мне в это не верится. Почему тогда я помню ужины в детском саду? Почему помню, как нас строем куда-то ведут и сажают на горшки? Кажется, после сна. Скорее всего, после ночного. Мама говорила, что я что-то путаю, и быть такого не может.

– Там страшно? – спросила я, облизывая губы.

– Нет, просто одиноко…. И личного пространства нет… И все смеются, когда я плачу, а я не могу не плакать…

– Почему ты плачешь? – потерянно спросила я. – Из-за смерти мамы?

– Не только… Просто мне грустно…. Всегда.

– И друзья смеются? – недоуменно спросила я.

– У меня нет друзей, – Саша пожал плечами.

– Я думала, в детдоме у всех есть друзья, потому что вы там живете…

– Вовсе нет, – слегка рассерженно сказал Саша.

Ближе к шести я пошла в свою комнату: хотела снова уснуть, но не получалось. Вырисовывалось какое-то исчадие ада: родителей нет, друзей нет, есть только горячая манка, которую тебе насильно запихивают в рот (почему-то она мне постоянно мерещилась, хотя Саша не говорил о ней ни слова), какие-то ряженные взрослые и детский гвалт.

Все Сашины старания и мои мечты оказались тщетными. Мама, конечно, осталась очень довольна его ночной готовкой и уборкой (хоть и сказала, что это было лишнее и надо было спать), но вечером собралась отвезти подростка обратно.

Я кричала, что Сашу в детдоме все обижают, а потому возвращать его туда ни в коем случае нельзя. Говорила, что там невкусная еда и грубые воспитатели. Объясняла, что там, как в армии, только хуже. Хуже потому, что армия – на время, а детдом – навсегда. Подчеркивала, что это все Сашины же слова, просто сейчас он почему-то играет в партизана. Стесняется, боится показаться бестактным, не хочет вести себя, как маленький. Ну, или просто не может поставить маму перед нелегким выбором.