Данил Казаков - Ищи меня

– С новосельем вас, – медленней и протяжней снова повторил Борька, – я вижу, что вы устроились. Номер не люкс, но всё необходимое для вашей жизни я приготовлю. Вода во фляге недельная. Вы уж извините нас, но так долго мы вас ждали. Будете мужские трусы шить, чтоб не скучать. За это я принесу вам хлеба и картошки. Кушайте. За хорошую работу крупы добавлю. За очень хорошую работу летом грибов и ягод принесу, если их у меня много будет. За плохую работу плеть отведаешь. За очень плохую на цепь посажу. Принеси-ка ей постельное бельё, – обернулся он к Петьке, – можешь с печки содрать, всё ровно его стирать надо. Петька недовольно пожимает плечами, уходит.

– Видишь, какие я тебе хоромы приготовил, – вкрадчиво проговорил Борька, -

Главное с улицы нечего не видно и не слышно. До всего сам додумался. Электричество сюда провел и лестницу под ток подключил. Умный я умный, я работаю простым портняжкой. Решил я в люди выбиваться через эту вот комнату, рабов сюда натолкаю, пусть работают на меня.

– Выпусти меня, – взмолилась Галя, – сколько надо – заплачу.

– Ты меня не слушаешь – рассердился Борька, – я с тобой как с человеком, а ты … Куда выпусти? Ты что! Я чего все это три года строил? Для чего мы с Петькой три года тут горбатились.

– Конечно, – захохотал вернувшийся Петька. Он кинул кучу белья на нары и вдруг рывком бросился на Галю. Он старался подмять ее под себя, громко пыхтел, щипал. Узница старалась заползти под узкие нары, куда тучному Петьке не было ходу.

– Еще и брыкается, – пытался он сломить сопротивление Гали, – дайся по-хорошему, а то хуже будет!

– Оставь ее, – громко приказал Борька, – неужели нам других баб не хватит? А эта пусть работает. А то еще забеременеет, телиться здесь придумает. Петька нехотя отошел, сел на единственный стул.

– У меня Манька есть, – тяжело дыша, проговорил он, – лучше этой будет, потолще, погрудастей.

Они ушли, Петька на прощанье плотоядно улыбнулся. Борька показал длинную, на вид твёрдую, плеть с гладкой чёрной ручкой.

– Тоже всегда со мной. Помни, если вдруг на твою беду дурная мысль тебе в голову придёт.

Сверху они выключили свет.

Тоска, боль, острое нежелание оставаться здесь, обида на судьбу, злость на Борьку – всё слилось в едином порыве.

– Не хочу! – Кричала в пустоту, – не хочу, не надо, не буду!

Единый, тягучий ком боли всё же поддавался расслоению. Внутри него крохотными ростками зарождалось смирение, которое рождало надежда на случай, который поможет ей. От многого зависела судьба её: могла разыскать её милиция, мог помочь Вася или мать. Да и сам Борька может отпустить её за деньги.

– Ещё вчера, ещё сегодня я была дома и, всё могло быть по-другому. Галя ужасалась близко желанному, а сейчас, увы, утраченному. Приходилось думать теперь только в прошедшем времени: будущего у неё словно не стало, его похитили, украли. Галю сейчас ничего не торопило, она ни куда не опаздывала, ей нечего было делать. Она просто лежала, дремала, мысли бродили вразброс, ни на чём конкретном не останавливаясь.

Внезапный свет от лампочки заставил её вздрогнуть. Галя растерянно встала, принялась сворачивать тонкое лоскутное одеяло, стряхивать подушку, скатывать матрас. Она действовала не осознанно, вспомнив, как в детстве так же делала в пионерском лагере, собираясь домой. Всё сложила в аккуратную кучку и стоя встретила своего тюремщика. Со скрежетом открылась дверь. Борька долго и внимательно смотрел на неё, остался доволен.

– Уже встала, молодец! Твоё время отныне принадлежит мне. Умываться, я думаю, тебе не обязательно, быстрей привыкнешь. Волосы остриги короче – вши мне тут не нужны.

– Выпусти меня! – Снова взбунтовалась она, – не хочу, не буду, не желаю, не стану!

– Ты опять? – Удивился Борька и вновь в глазах его вспыхнул льдистый огонёк. – Мы же вчера с тобой договаривались! Я умный, пойми ты. Я желаю жить лучше. Я не могу воровать, это занятие для плебеев. Я это убежище рыл три года!

– А при чём тут я!? – Закричала Галя, – я тут при чём? В чём я виновата?

– Да не при чём, – Согласился Борька, – твоей вины здесь нет, но таков закон жизни. Разве виновата берёзка, выросшая рядом с сосной. А сосна заберёт у неё солнечный свет и влагу.

– Отпусти, – Выдохнула Галя, – я денег тебе заплачу, сколько попросишь, только отпусти.

– Не можешь, значит, сожалеющее сказал Борька. Он положил на стол ломоть чёрного хлеба, пару картошек, – ну, смотри, я хотел с тобой по хорошему.

В шёпоте таилась холодная злость, страшнее буйной ярости своей расчётливостью и непоколебимостью.