– Нет, не надо. Это, это же история.
– Чья? – спросил он и достал так вовремя зазвонивший мобильный.
Через час разговор забылся и они, отправившись в ресторан, затем в клуб, провели утомительную ночь, после которой заехали домой лишь за паспортами и отправились на выходные подальше от городской суеты, поближе к морю, солнцу и множеству магазинов, в которых она могла бродить часами.
Карина, двадцатитрехлетняя блондинка, с копной завитушек, которые постоянно прятала в непослушные узлы и гульки. Невысокая, худенькая, с походкой подростка, непонятно зачем обувшего туфли на высоченной шпильке, с которой, то и дело, сваливалась. Очень редко она опускалась до уровня кед и тогда, хоть и была собой недовольна, зато стояла на земле уверенно. Удобства нужны лишь на время, в определенных местах, как правило, без присутствия мужчин, чью поддержку она привыкла получать. Неустойчивая же обувь была для них, мужчин, намеком: «вот я, слабая и не уверенная, хрупкая и ранимая, мне нужна ваша забота».
Пройдя три курса юриспруденции, Карина решила, что все правила и законы не для нее и перевелась в Русско-германский институт Науки и Культуры, чем обрадовала отца и огорчила мать. Так как та уже видела дочь в компании мужа, его преемницей. Карина не была глупой, бездушной куклой. Она была достаточно умной, правда умело скрывала это за своей внешностью. Ей, пока, это нравилось, а как будет дальше – покажет время. Ее друг, по совместительству – жених, протеже отца, строил грандиозные планы на будущее, которые Карина слушала вполуха. Карина, правда, она предпочитала, что бы ее называли Карой, а не Риной, как жених и мать, не Аринушкой, как отец, замуж выходить в ближайшие годы не собиралась. Она была в поиске и прежде всего себя.
Что касается суженного, так по ее пониманию, он должен покорить ее сердце, заставить тосковать за собой, желать его, а не его капиталы, тем более что с финансами у нее и самой было все превосходно. С данным претендентом на ее сердце ей было покойно, бесхлопотно и, что было важным, он не мелькал перед глазами ежедневно, а навещал пару раз в неделю, да устраивал, не часто, зато прекрасные уикенды.
Он же, Максимилиан, по паспорту – Максим, жених, делал вид, что готов под венец хоть сейчас, осыпал подарками, довольно существенными, тем более что большую часть финансов ему подбрасывал отец Карины, так сказать, чтобы дочь ни в чем не нуждалась, а в действительности, радовался ее желанию повременить. У него были большие планы, и Карина была, чем-то вроде ключа, к их осуществлению. Еще у него были личные интересы, но уже к девушкам не столь влиятельных родителей. В общем – на данный момент их обоих устраивало то, что было, и менять они, что-либо, не спешили.
Москва встретила очередными дождями. Покупки, которые Карина привезла, сгладили моросистую серость на сутки, а затем, она скучала у окна, любуясь пустым двориком и сиротливо мокнувшим автомобилем. Его, брутального незнакомства, которого вот уже неделю, как Карина видит во сне и даже слышит его запах и дыхание совсем рядом, не наблюдалось второй день, и она присматривалась к окнам, пытаясь понять в которой из квартир он проживает. Зачем? Она не знала, ее просто тянуло к нему, как к запретному плоду.
Очередной одинокий вечер, серый и холодный из-за дождя, впервые тяготил Карину, она поглядывала на телефон, собираясь позвонить Максимилиану, но откладывала, как только дверь дома напротив, издавала скрипучий сигнал надежды, что вот сейчас выйдет Он, мужчина ее грез. Пробило десять вечера, он так и не появился, она так и не позвонила жениху. Выпив бокал красного вина, смотря милую мелодраму, не заметила, как уснула. И снова Он обнимал ее, прижимая так крепко, дыша в затылок, что у нее кружилась голова. Опять она пыталась развернуться к нему лицом, взглянуть в глаза, понять какого они цвета и наконец, узнать его имя. Вздрагивала и просыпалась, вскрикивая:
– Сон! Это всего лишь сон!
Очередное утро. Ленясь открыть глаза, Карина вздохнула и раздумывала: узнать, что ее так настойчиво раздражает или продолжать удерживать сладостное наслаждение, которое хранило ее тело, мятые простыни и витающий вокруг нее запах. Она заснула одна и крепко спала не потревоженная никем, однако тело было разгоряченным, а душа подрагивала. Сон. Снова этот сладкий сон колыхал ее несколько часов в своей колыбели, так нагло прерванный несносным жужжанием, на рассвете. Жужжание прекратилось, отдавая ей утренний покой, как к ней стало подкрадываться монотонное постукивание капель по стеклу.
Читать дальше