Борис Сенега - ИГЛЫ – ИГРЫ

Сегодня Будякин лезет в Канцлеры. И уже подмял большую часть Совета под себя. Потому, что в правительстве козням масонов больше никто не противостоит.

Пока ветераны входили в Государственный Совет, всю эту «ТалМудовую шушеру» ещё удавалось как-то сдерживать. Однако, после октябрьских событий 2593 года, когда одуревший от водки Большой Папа приказал вывести на улицы столицы танки, деятельная оппозиция перестала существовать. Её вульгарно «загасили», долбая из всех калибров, прямой наводкой, по зданию парламента.

Чтобы не «сгинуть задарма», пришлось идти на компромисс, выбирать между могилой и посольством на Терекс. Так, что история с Лидией – это «телега» для любителей клубнички. Сегодня общественности можно втереть любую мульку.

Как говаривал теле – халдей, прилюдно писая в бутылку из-под лимонада: «Пипл всё с хавает». Упрятав меня на Терекс, Рыболов лохонулся. Именно здесь в медвежьем углу мне удалось, я надеюсь, схватить его за яйца.

Разгребая административный бардак, я набрёл на пачку писем и отчётов, из которых явствует, что Консорциум сознательно занижает валовой оборот Терекса.

Даёт центральному правительству заведомо фальшивую информацию по нефти, алмазам и прочим ресурсам. Если наши обормоты признают Терекс не рентабельным, планету законсервируют. И хапуги наложат на неё свои поганые лапы. Теперь вдумайся Ильюха, что произойдет, если эта падла победит на выборах? «Мацаеды» легко проглотят Вселенную.

Спрашивается, на хрен было огород городить? Смешивать Америку с дерьмом и пеплом? Когда через такого вот Будякина человечество опять будет дёргать за верёвочки возрождённый Каганат. К сожалению, я слишком шумно принялся возится в своей «берлоге», и Рыболов видать что-то пронюхал. В тутошних лесах намедни объявились Тайваньские карлики. Сам понимаешь приятного мало. Этим обморокам палец в рот не клади. Из парочки трупов этих мудаков я приказал местным умельцам сварганить чучела. Получилось не плохо. Думаю, послать Будякину подарочек с ближайшим почтовым звездолетом. Пусть знает гад, что расслабляться я не собираюсь, а там, как карта ляжет. Там, даст бог нечисть выведем.

Если же всё-таки, меня «припаркуют» – знай Ильюха, что ушёл я не по своей воле, а всё о чём бы ни написали газеты, лажа, от первой до последней строки. Рыболов, несомненно, будет искать с пеной у рта нарытые мной документы, поэтому, случись что, будь крайне осторожен. Весь наш боевой опыт, в драке с этим пауком может оказаться, бесполезен, если не держать рот на замке, а глаза открытыми.

Прощай! Остаюсь твой друг

Сержант Броненосного легиона

Борис Бобров

4. 11 – 5. 11. 2005 19:25 Севастополь.

В нашем селе жил Паша. Был он так себе пассажир, чисто Чебурашка поролоновый. Одутловатый по жизни. Тушканчик, одним словом. Растил Паша «ганджибас» в огороде сочный, метровый и вставной до опупения. И тем был Паша счастлив и горд, как Мичурин. Но однажды вползли к нему на флэт вилы вильные, завальцовонные, гранённые. На заводе «СЕРП и МОЛОТ» спецом для Паши не трезвыми ударниками труда в три смены смастряченные.

Пришла короче Паше пора в армию идти, от врагов буржуинских Родину защищать. Сдулся Паша на раз, будто грудь пожилой хористки, хайер под воротник спрятал, сидит стремается. Рубит Пашу, измена лютая, мехом к верху вывернутая. Паша с малолетства, весь «пацификами» обклеенный, словно чемодан туриста не здешнего. Не пруха ему с милитаристами в яшкаться. Хоть плачь, не климатит Пашу в Красную Армию вписываться.

Долго думал Паша думу крутую на «ганжибасе» ядерном настоянную. Делать неча, не стал он военкома с кренделями дожидаться. Решил идти сдаваться на дурдом, пока крылья не заломили, а там, будь, что будет. Авось кривая вывезет.

Набил Паша подсумок травой. Дунул пятку понтовую напоследок и полетел. Долго ли летел над полями и горами это не ведомо. Только случился с Пашей приход небывалого качества. Упёрся он рогом в параллелепипед стеклянный, со всех сторон огнями расцвеченный. Над дверьми надпись аршинными буквами:

УНИВЕРМАГ «УРУГВАЙ»

Вошёл Паша в двери. Вокруг лохи и урелы мечутся, как тараканы на свету, друг другу «фуфель» пополам с лебедой впаривают.

«Ага»! – смекнул Паша, и выменял на траву Будёновку со звездой, саблю и коня резинового на палочке. Скачет Паша по «стриту» только пыль из-под копыт летит, да менты в след свистят, удивляются.

Прискакал Паша на призывной пункт, слез с коня поклонился военкому в пояс и молвит: «Хочу, от супостата Отчизну оборонять, под твоим светлым началом воевода. Дозволь боярин в конницу вступить, пешему де мне не способно, хобот мешает». Военком дородный «мэн» в орденах по самый копчик возрил на Пашу поросячьими глазками, затопал ногами, замахал руками и роняя челюсть на пол, кликнул санитаров страшным голосом. От того рыка звериного листва с деревьев облетела, и птицы оземь попадали. Выскочили молодцы из железного сундука на колёсах, предстали пред военкомом не мертвы, не живы от страха и давай пеленать «кавалериста» в рубище смирительное. Матюгался Паша на всю округу. Кусался пса цепного злее, да только захомутали Пашу санитары без жалости. Привезли в чертоги медицинские, где ширяли серой нещадно, пока не очреслел Паша, не сделался бэк его, деревянным, как у Буратино. Лежит Паша в палате на животе к кровати вервием принайтованый, мух считает и думает: «Вот, однако же, все, по-моему, вышло. Не схавали, вояки Пашу, отрыгнулось, им сукам блохастым». Осенью спустился Паша с Терапевтической Горы со справкой. Пришёл в своё село, а в огороде трава, аж до неба вымахала. Обрадовался Паша, и полез по стволу ганджибаса под самые небеса. Глядь, а на облаке сидит военком улыбается и, махает Паше, заряженным косяком: