Одран Нюктэ - ЯД

Глава 1

Он не представлял собой угрозы. Вид не кислый, скорее усталый и смиренный. Бледный, с пергаментной выбеленной кожей. Глаза большие, тёмные набрякшие веки. Волосы редкие, словно у куклы – вживлены правильными рядами. Лицо у него было другим. Незнакомое, неузнаваемое. Он распахнул черную рубашку – бинты и марлевые пухлые квадратики на лейкопластыре перепеленали его грудь. Отодрал один, под левой ключицей. Отогнул вымазанную в сукровице и йоде марлю. Розовая язва нагловато вышла на свет божий меж его тонкими сухими пальцами. Показал и спрятал.

Манффи был в общем-то довольно милым человеком. Со странностями, но кто ж без них? Мало что осталось от того, прежнего. Не было больше блеска в глазах, они остыли, подёрнулись серым пеплом, напоминали гранитные валуны, оставленные отступившим ледником. Рост выше среднего, астеник. Вид какой-то уголовничий, потрепанный, словно у вора-рецидивиста. Европейского – ноль. Голос негромкий, глухой.

Манффи Шварцер переминался с ноги на ногу, стоя на пристани в Лондоне. Серые до черноты волны, грозовое небо, хлёсткий ветер. Манффи был одет немного не по сезону. Тонкую синюю ветровку продувало насквозь, делало из нее подобие паруса или воздушной подушки. Сквозь ткань проступали тощие лопатки и узкая спина героя.

Поселился Манфред Шварцер в пригороде Лондона, Ричмонде. Утром совершал пробежку в парке. Вечером любил посидеть в пабе. Нет, он не стал выпивать. Он редко пил, и то – только воду, а ел немного овощей и курятины на завтрак. Вот и всё его питание. Как он вообще ноги волочил с такой пищи? Весу в нем было мало. Почти что один сухой остаток. Физиологических подробностей не знаю. На здоровье Манффи не жаловался. Только сразу по прибытии заявился к нотариусу и заверил некую бумагу, которую вложил в паспорт. Документ требовал, если, мало ли, Манфред вдруг потеряет сознание, в больницу не везти, врачей не допускать. Никаких осмотров, никаких инъекций. Баста.

Поначалу Манффи Шварцер был озабочен своим эго, ходил, ссутулясь, вжав голову в плечи, поднимал воротник. От ветра и дождя не спасало, правда. Боялся, что просекут, что нелегал, что бездомный, что неплатежеспособный. Но никто его личностью не заинтересовался. В многомиллионном городе было куда больше бомжей и преступников, занимавших полицию, чем какой-то один тихий мигрант. И Манффи понемногу успокоился.

Был вариант – обратиться за помощью к старым знакомым. Но нет, ведь всё с нуля, он обещал. Он силен, он выдержит. Порвать со старым. Да. Он положил себе предел, и пройдет его. Потому он просто воспользовался кредиткой Манфреда Шварцера, как до того – его телом и паспортом. Вполне допустимое средство. Переоделся в пустом проулке, старую одежду аккуратно завернул в пластиковый пакет и выбросил в ближайший мусорный бак.

Сколько всего было передумано ночами – смерти подобно. Но утром вставал. Бежал в парк. Съедал порцию зелени. Доставал из морозилки ледяные цыплячьи наггетсы, отщеплял два и кидал в микроволновку. Звоночек. Жевал. Запивал половиной стакана воды. И тупо смотрел телевизор. И снова ночь. В мобильном пока не было контактов. Закачал три композиции и слушал на повторе. Сутками. Одну и ту же песню. Чтоб вынула душу и вставила обратно. Чтоб просветлело в мозгах.

Волновали в основном мелочи. Нужные мелочи – купить хромированную цепочку для ванны, чистящее средство, бумажных полотенец, новую подушку… Господи! Да кому же это надо будет?.. Пока живешь – такие необходимые мелочи. А потом – такие ненужные, куча барахла…

«К себе». Странно называть так часть чужого дома. Мансарда с широченными окнами. В ясную погоду виден кусочек далекого моря и устья Темзы, снующие туда-сюда суда. Шварцер предпочитал всем видам транспорта велосипед. Еще одна, дополнительная возможность сконцентрироваться, дать нагрузку мышцам, потренировать сердце. Как иногда трепетно слушал он его. Слушался. Незамечаемое ранее, теперь – насос и двигатель первой степени важности.

Холодное белье. Осторожно пошевелил пальцами, посчитал проведённые здесь дни. Незнакомые запахи. На ночь он не закрывал окно. Воздух улиц словно дышал вместе с Манфредом, колыхал тонкую занавеску. Ощущение, что всё ещё едешь куда-то на поезде или плывёшь. Неодолимое странствие. Несёшься вместе с планетой в бездне космоса, такой крошечный и жалкий. Спал ли он? Наверное, проваливался в забытье, как больной в лихорадке. У Манфреда не было высокой температуры тела. Он измерял ежевечернее. Ради интереса – а вдруг всё же жар? Но жара не было. Всегда одно и то же – 35’9. Снов не видел. Проклятье – проснёшься, а в голове пустота и реклама. Так уж повелось. Менял бинты, прижигал язвочки уксусом и спиртом, морщился, вздыхал. Опять откидывался на неудобную подушку («надо купить завтра новую») и пропадал до утра. А!