Олег Боровин - Трэшачок. Сборник рассказов

– И тебе не страшно ехать одной так далеко?

– Нет. В поезде есть проводники и милиция. Всегда можно кого-нибудь из них позвать.

Но ей было страшно.

Проводница – пухлая женщина, которой подходило прозвище «канистра», отдыхала после того, как опустошила две бутылки с одним из пассажиров. Они пили водку, запершись в ее купе. Тридцать минут назад она каким-то чудом умудрилась высадить пассажиров на большой станции, а после вернулась к своим делам.

Сейчас она храпела, лежа на скамье. А собутыльник исподлобья посматривал на ее юбку.

Он ехал на Север с целью схорониться. Билета он не имел, поскольку путешествовал инкогнито. Правда, слово «путешествовал» не в полной мере отражало его желание попасть на край света. Он бежал. На Земле (как называли жители Севера остальной мир) он кинул своих подельников и теперь не мог вернуться назад. Его искали серьезные люди.

Его называли Худой, и на Севере его ждал друг детства. Друг обещал прикрытие за умеренную плату. Деньги у Худого имелись. Они и были причиной, по которой его разыскивали.

Худой был похож на сухую ветку репейника. Казалось, его можно использовать как реквизит для постановки «Последние дни блокадного Ленинграда». Его диета называлась «Обеды в лучших тюрьмах страны». Миллионы женщин бы отдали последние деньги за его семинары, если бы Худой проводил такие.

Худой навис над проводницей, которой заплатил за безбилетный проезд, повернул поясную сумку набок, чтобы она не мешала, снял штаны, приподнял юбку спящей и спустил ее колготки. Он попытался вставить ей свой хрен, но проводница испортила воздух. Худой зажал нос рукой.

– Черт, старая, – сказал он, – похоже, ты протухла. Тебя пора выбрасывать.

Она махнула рукой и попала ему по лицу. В ответ он ударил ее кулаком по голове.

– Эй, ты чо-о-о? – пробормотала она во сне.

– Ничо-о-о, – ответил он и плюнул на ее униформу.

Худой натянул штаны. Ему очень хотелось кому-нибудь всунуть свой прибор и скинуть возникшее напряжение. Он снимал его регулярно. А тут, в поезде, он оказался в капсуле высокого напряжения. Он ехал уже пять суток и понятия не имел, сколько еще продлится его путь.

Он побрел по коридору вагона, открывая одну дверь за другой, и заглядывал в каждое купе.

Пусто.

Пусто.

Пусто.

Пусто.

Опа. Девочка. Лет двенадцати или тринадцати. Читает. Типа, самая умная. В самый раз, короче.

Эля оторвалась от книги и посмотрела на мужчину, потом опустила глаза. Худой заметил на ее лице тень страха.

«То ли еще будет, малышня» , – подумал он и вошел.

– Привет, – сказал Худой.

– Здравствуйте, – ответила Эля и сложила книгу.

– Ты одна, что ли, едешь?

Эля вздрогнула. Мороз побежал по спине. Сердце задрожало.

– Нет, – ответила она, нервно улыбнувшись, – мой папа пошел в вагон-ресторан.

– А-а-а! – сказал Худой. – В вагон-ресторан, говоришь. А разве он тут есть?

– Да. Во всех поездах есть вагоны-рестораны.

– Ага. Точно. Надо же людям что-то жрать, – мужик заржал, как сломанный трактор, – не носки же свои хавать. Или эти дошираки, которые еще хуже на вкус, чем носки!

Эля кивнула.

– Ну… Ясно. А в какой стороне вагон-ресторан? – спросил Худой и стал ковыряться пальцем между зубов. От него несло перегаром и потом.

Эля положила «Приключения Карика и Вали» на столик, где стоял один стакан. Рядом лежала ложка, вилка и нож.

Худой посмотрел на стол.

– Конечно, зачем твоему бате отдельные приборы, ведь он жрет в вагоне-ресторане.

Эля ничего не ответила.

Худой почувствовал, как в штанах у него готовится извержение. Патрон уже был в патроннике. Осталось расчехлить оружие. Он положил руку на ширинку и почувствовал жжение.

Он представлял, как схватит эту молоденькую девку, которой еще никто никогда не вставлял. Она будет кричать, но он заткнет ей рот рукой и, может быть, даже сдавит шею. Он скажет, что если она не заткнется, то он придушит ее и все равно трахнет. Он спросит, хочет ли она после того, что он с ней сейчас сделает, остаться в живых или нет? А потом, когда будет долбить ее, скажет, что все равно рано или поздно какой-нибудь подзаборный босяк трахнул бы ее и бросил. Годом раньше, годом позже, какая разница?

Худой тяжело дышал от возбуждения.

– У меня к твоему папе вопрос. Не возражаешь, если я его подожду?

Он знал, что девочка придумала историю про папу.

Эля дрожала. Она понимала, что нельзя сидеть и ждать, когда он накинется на нее, побьет и изнасилует. Про таких мужчин ей рассказывала мать.