Морвейн Ветер - Эпсилон в созвездии Лебедя

Кассандра прекрасно видела, как ведут себя и одеваются другие, но то, что сама она выглядит как-то иначе, никогда не бросалось ей в глаза. И потому она не могла понять – ни тогда, в школе, когда её тискали в углу, ни потом, в монастыре, когда другие ученицы хихикали ей вслед – что именно с ней не так.

Когда Кассандре было шестнадцать, она запиралась и чуть не плакала от непонимания того, что с ней не так. А потом ей попалась книжка по психологии, брошенная кем-то на ученической скамье – сама она такие не читала, считая бесполезной тратой времени. В этой книжке Кассандра прочитала о том, как двигается по телу молодой женщины таинственная сексуальная сила, и о том, как различаются между собой люди разных возрастов. И ещё о том, что в шестнадцать каждая, без исключения, задаётся теми же вопросами, что и она сама.

Кассандра два дня наблюдала за другими ученицами, ходившими по коридорам монастыря, и пыталась представить, что в их смеющихся головках в нимбах из кудрей вертятся те же мысли, что и в её собственной голове, – но поверить в это так и не смогла.

Впрочем, книга всё же произвела на неё какое-то волшебное воздействие, и задавать себе глупые вопросы Кассандра перестала, раз и навсегда, решив, что ей просто не быть такой, как они.

Она исключила из своей жизни и без того нечастые попытки завести друзей и полностью сосредоточилась на учёбе, а главной мечтой её стало – остаться при монастыре насовсем. Больше ничто не могло поколебать её спокойствия – по крайней мере внешне, потому что раз в несколько недель сердце всё равно сводило от тоски и смутного осознания собственной неполноценности. Единственной отрадой ее стал дневник, страницам которого она доверяла иногда свои мысли – не очень часто, только в моменты, когда чувствовала, что нуждается в успокоении. Тогда ее словно отпускала грусть, ей казалось, что сам факт того, что мысли выражены в словах, а слова записаны, означает, что ее проблемы каким-то образом решены.

Гибель родителей она восприняла так же равнодушно, как воспринимала и всё остальное, творившееся кругом. Они никогда не были ей близки, и она никогда не могла понять той радости, которая появлялась на лицах одногруппников, когда впереди появлялась перспектива вернуться домой.

Кассандра замкнулась ещё больше и теперь и вовсе ни с кем не говорила – никто, впрочем, и не пытался заговорить с ней, кроме разве что школьного психолога, который с умным видом задал ей по бумажке два десятка вопросов и больше к себе не вызывал – видимо, тоже решил, что всё происходящее с девочкой укладывается в рамки стандартной психологии переходного возраста.

Так продолжалось и тогда, когда появилась Донна, которая хоть и сделала её холодный мир немного ярче, но так и не смогла пробиться сквозь преграду изо льда, которую Кассандра воздвигла вокруг себя. И только сейчас, когда Кассандра увидела перед собой Юргена – такого знакомого и в то же время такого другого, не похожего на плоские фотографии и угловатые стереограммы, Кассандра ощутила, что её лёд треснул.

– Классный, правда?

– Да… – ответила Кассандра, не сразу поняв, откуда слышит голос Донны, и Донна ли говорит с ней вообще.

Только обнаружив, что произнесла это слово вслух, Кассандра заставила себя собраться с мыслями и наконец-то увидела, что Донна каким-то чудом успела проскочить в захлопнувшуюся за ними дверь.

– То есть нет, – поправилась Кассандра. – Ничего классного я не вижу в нём. Обычный напыщенный страйкенболист, каких полно по ту сторону наших стен.

– А откуда ты знаешь, что он любит страйкенбол? – поинтересовалась Донна тут же, и в глазах её появилась какая-то нездоровая искра.

– Оттуда, – буркнула Кассандра. Подошла к кровати, опустила на неё мешок, но сама так и не решилась лечь. Что-то внушало ей беспокойство в возбуждённом поведении Донны, и на всякий случай она всё же решилась сказать: – Донна, это мой жених.

Кассандра повернулась к соседке и обнаружила, как с лица той сползает всякое подобие радости.

– Правда? – спросила Донна.

– Да.

– Я тебя ненавижу, Кассандра, ты увела у меня самого шикарного мужчину на сто парсеков вокруг.

– Что… – Кассандра почувствовала, как кровь приливает к лицу, но тут же взяла себя в руки. – Не мели чепухи. Я не виновата, что родители заключили с Розенкрейцерами договор.

– Я никогда тебя не прощу! – отрезала Донна и вопреки своим словам тут же прислонилась к плечу подруги. – Если только ты не прикроешь меня перед наставницами, пока я буду говорить с Аурэлем.