– У меня просто времени нет, я же пишу.
– Что пишешь?
– Ну, рисую.
– Ой, молчу-молчу. Рисуй пока, конечно. Вроде, рановато бабьё себе заводить, только поздно бы не стало. Нелюдимому по жизни тяжко жить, сынок. А рисование уводит от людей. Не накормит рисование досыта и девку не приманит, так и знай. Взрослеть тебе пора, а ты рисуешь, как мальчишка.
Кирюша упирается и думать не хочет о маминых нотациях, но постоянно о них размышляет.
«Потом подумаю, звездного лебедя закончу и подумаю нормально, – планирует Кирилл, – а то, когда пишу, не получается соображать, когда соображаю – рисовать. Ни там, ни здесь не получается. Не буду новых лебедей начинать, закончу этого, обязательно остановлюсь, подумаю и всё решу…»
В первый день отпуска он устраивает себе мощную баню с шикарной парилкой и купанием в широком корыте, в саду, поскольку писать необходимо в чистом теле и свежем белье. А потом несколько часов тихо сидит у холста в мансарде-мастерской, бездумно глядя на свое полотно, лишь иногда меняя ракурсы просмотра или дистанцию. Прикасаться к кистям, мастихину, палитре и краскам совсем не хочется, тем более, что-то дописывать-править.
«Неужели закончил? – улыбается в мысли робкое удовольствие. – Не буду трогать. Отнесу сегодня в клуб, пускай Юра посмотрит. Надо же… Закончил… А еще вчера настраивался писать и переписывать весь отпуск.»
Юра задумчиво хвалит, тут же вывешивает полотно на выставку в фойе рядом с другими работами, обещает найти подходящий багет и название. Весь остаток дня довольный автор шатается по пустынному поселку, идет к своей любимой плотинке, где и встречает Наташу.
В субботу неожиданности продолжаются. Прямо с выставки кто-то крадет его единственный большой холст. Оглушительные поиски картины, бурную деятельность по опросу клубных вахтеров, трескучую ругань случайных людей и бестолковую беготню друзей он слушает вполуха и наблюдает вполглаза, отчетливо понимая, что космического лебедя уже не будет, не увидятся они с ним больше. Что-то поменялось на свете.
В обед следующего дня его будят Наталья и Ваня, бесцеремонно вломившись в акварельный полусон реальными новостями. С самого утра они, оказывается, организовали кипучее расследование хищения картины. Преступление раскрыто! Во всяком случае, оба детектива орут о том в один голос. Основной подозреваемый – директор «БСЗ», гражданин Арам Ильич Сарьян, вывезший вчера из клуба несколько листов фанеры, между которыми вполне могла уместиться картина.
Кирилл радуется даже не туманной перспективе возвращения произведения, а ярко проявившимся друзьям. И как он мог так долго с ними не встречаться? Весь день они развлекаются гонками на мотоцикле с перерывом на «поесть и искупаться». На закате великолепно, по-взрослому, напиваются в гараже. Кира не пил ни разу в жизни, не пьет и в этот раз, он просто упивается хмельными разговорами, дурашливыми шуточками, ясной радостью, соскучившись по четкой прелести элементарного общения.
Той же ночью Ивану удается тайком продать картину на станции.
В Будылино приезжает театр со спектаклем «Скотный двор». Кира впервые в жизни видит театр. Со сцены хлещет водопад из модной музыкалки с барабанами, живописного света, колоритных фраз и хорошо проработанной графической картинки, превосходно соединяющей статику декораций с динамичными фигурами артистов. Внезапно парень осознает, что бешеный табун вопящих актеров пытается играть нечто именно из его, кирюшиной, жизни.
«Как же они нас не любят! Какое-то вранье, а не театр. Что они о нас вообще могут знать? Бессовестные. Зачем намордники-то нацепили?» – думает Кирилл, вместе со всеми хлопая в ладоши.
В фойе к нему подскакивает взвинченный Юра Петрович:
– Смотри-ка ты, всем нравится! Это же неумехи, шарлатаны, настоящему театру не научились, вот и корчат авангард.
Едва начавшийся разговор прерывает Арам Ильич, ухвативши Кирилла за пуговицу рубашки:
– Слушай, мальчик, беги скорей на производство и бери там восемь ваших ваз на подарки артистам. Видел их автобус? Туда и неси!
В составном цехе Кирющенко убеждает «нахлобучить стакашку для настроения» и Кира выпивает первую в жизни водку.
Группа актеров и еще каких-то театральных людей курит у автобуса, маскируя дымку перегара сигаретным дымом. Они обидно шутят над неуклюжим парнем с пакетом нелепых ваз, обзывают лебедей пепельницами и уезжают, не забрав подарки.
К горлу Кирилла подкатывает то ли водочная муть, то ли отчаянная досада. Широко размахнувшись, он шмякает идиотские вазы-пепельницы об асфальт. Под ногами, широким веером разлетаются стекольные брызги. Стыдные слезы отступают.
Читать дальше